Он был уверен, что Адалин не должна умереть. Не мог себе представить, что, спустя день, отделяющий их от храма, ее жизнь прервется. Винсент не верил ни в Санкти, ни в Тенебрис, но что-то внутри подсказывало, что все они упадут на землю в едином порыве, стоит только принцессе испустить последний вздох.

– Винсент.

Командир едва не подскочил, вырванный из размышлений слабым окликом. Адалин смотрела на него красными, опухшими, непонимающими глазами. На ее лице читались остатки ужаса – Винсент не знал, что она видела в своих снах, навеянных горячкой, но надеялся, что они были мимолетны.

– Я жива? – спросила Адалин, и командир понял, что она всерьез сомневается.

Не находя слов, он кивнул. Ада снова закрыла глаза и мысленно поблагодарила Санкти. Значит, это не после смерти ее ждет невыносимая боль, пожирающая тело. Она все еще может надеяться на небытие.

– Где мы? Где остальные? – тревожно спросила раненая.

– Все живы, и мы в безопасности. – Винсент счел приемлемым опустить абсолютно все подробности, включая назревающую стычку двух армий, одна из которых стекалась к поместью подобно дождевой воде. Маркус, вопреки опасениям Винсента, не отказался защитить принцессу. Он не терял зря времени и собирал силы – уже с ночи воины под окнами нарушали сонную тишину бряцанием оружия и громкими разговорами, которые Адалин, к своему счастью, не слышала.

Она не ответила. Телом вновь овладевал жар, и принцессу уносило в кошмары, из которых она мечтала выбраться. В какой-то миг стало легче – большая прохладная ладонь легла на ее лоб, и она услышала слова Винсента, перед тем как уснуть:

– Это последняя боль, которую тебе посмеют причинить.

* * *

Не спала и Фелиция. Она никак не могла перестать плакать и то и дело утирала мокрые щеки белым платком. Она просидела на коленях подле Леверна большую часть ночи. Страх, отвращение, запоздало нахлынувшая жалость и скрываемая ею беспомощность – все смешалось в груди молодой хозяйки, мешая нормально дышать. После того как Клер пришла в себя, Фелиция отвела ее брата к гостевым покоям, сухим голосом приказав служанке проследить за тем, чтобы гость уснул. В ответ он посмотрел на нее так, что у Фелиции не осталось сомнений – она еще долго будет помнить его: светлые глаза гостя оказались полны неизведанной глубины, заглянув в которую она, словно в зеркале, увидела отражение своих страхов. Он молчал, и миледи ощутила себя виноватой. Этот человек был неудобен в общении абсолютно во всех смыслах.

Фелиция направилась в кабинет Маркуса, желая поговорить, хоть и не представляла, что ему скажет. Она знала историю с другой стороны – и там, где для Леверна Маркус был безразличным родственником, она видела занятого человека, взвалившего ответственность за семью на свои плечи. Там, где Леверн был одинок, она была счастлива: жизнь в стенах поместья воспринималась ею иначе. Фелиция видела безграничную свободу, развязанные руки; никто не перечил ее увлечениям, считая, что художественный вкус девушки будет только преимуществом в глазах будущего жениха. Так и вышло, поэтому свадьба, которую Фелиция ждала как чуда, стала вершиной ее счастья, пока оно, оступившись, не полетело вниз, как со скалы. И только Маркус защищал сестру от нападок целого мира, видевшего в ней глиняный сосуд, так кощунственно выдаваемый за дорогую чашу, и был для нее опорой во всех последующих бедах.

Для Леверна Маркус был врагом, растоптавшим жизни его друзей; для нее – едва ли не главным смыслом существования. Две правды теснились в ней, и Фелиция, ненадолго остановившись, нервно прибавила шагу и сменила путь.

Ей нечего было выяснять у старшего брата – она не сможет осудить его, сколько бы зла он ни причинил другим, она не сможет понять. Маркус был ее слабостью, о которой Фелиция отлично знала, но она не могла позволить родственникам диктовать ей, как жить. Ни к чему более ворошить прошлое, когда ей под силу изменить будущее.

Командир отряда Байон прибыл в поместье рано утром, с трудом переставляя ноги от усталости. Его воины были рядом: в их глазах еще тлели угли сражения, и Байон страшился, что скоро костер распалится вновь. Мужчина первым делом искал Винсента. Служанка, которая провела его к покоям принцессы, исчезла так же тихо, как и появилась. Слуги в доме Маркуса вообще были неразговорчивы – лорда нередко злил лишний шум девичьих голосов. Когда старший отпрыск Флоресов взял управление в свои руки, старинное родовое гнездо наполнила тишина.

Винсент, выйдя в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь и тут же попросил Байона говорить тише. Плохое настроение командира ничуть его не удивило – тому оставалось только надеяться, что госпожа далека от преждевременной смерти.

– Где сейчас войско Габора и какова его численность? – минуя приветствия, начал допрос Винсент, но Байон только покачал головой:

– Давайте пройдем к милорду, и я все расскажу.

– Нет необходимости, – поджал губы Винсент. – Я уже послал за ним.

Маркус не заставил себя ждать. Двум командирам пришлось удивляться – компанию ему составил хмурый, как грозовая туча, Леверн, и напряжение между братьями искрилось в воздухе. Оба изо всех сил старались не быть похожими друг на друга: облаченный в изысканный сюртук небесного цвета Маркус сиял, словно алмаз на темном фоне. На Леверне же черный цвет выглядел устрашающе – строгая рубаха с серебряной окантовкой по краям делала его лицо мертвенно-бледным, и только свежий кровоподтек на скуле разбавлял мрачные цвета. Позади братьев Винсент разглядел фигуру Альваха – невысокий юноша терялся за широкими спинами идущих впереди мужчин, но ничуть не уступал им в суровом настроении. Из-под ворота рубашки стрелка выглядывали бинты, и Винсент на миг задумался, пытаясь вспомнить, насколько сильно ранен его друг.

– Проведем совещание в коридоре? – ехидно поинтересовался Маркус, намекая, что это гости должны были посетить его кабинет, а не вызывать хозяина поместья к себе.

Винсент, не дав Байону слова, ответил:

– Ее Высочество хочет участвовать в разговоре, поэтому я послал за вами слугу, милорд.

– Как Ада? – спросил Леверн, остановив тяжелый взгляд на командире.

– Она в состоянии выслушать все новости. – Винсент, приглядевшись к Леверну, заволновался – рыцарь был отнюдь не в себе. «Что-то успело произойти», – подумал он.

– Прежде чем войдете, – обратился к присутствующим Винсент, – прошу, помните о том, что принцесса ранена. Ни к чему лишние слова, которые не помогут делу.

Винсент явно обращался к Флоресам, но неуютно стало Байону. Окинув беглым взглядом свою изорванную одежду, он запоздало сообразил, что следовало бы переодеться.

Адалин уже ждала их – принцесса сидела на кровати, облокотившись на резную спинку ложа, и внимательно разглядывала вошедших. Байон, представившись госпоже, не смог не заметить, насколько измученной она выглядела – казалось, под серой кожей лица нет ни капельки крови. Однако Ада, вопреки опасениям Винсента, держалась достойно. По ее поведению нельзя было сказать о вынесенных испытаниях – она стойко переносила тревожащую ее боль. Альвах, не стесняясь, подошел к кровати принцессы и, не обращая внимания на удивление спутников, аккуратно погладил ее по голове; принцесса улыбнулась другу.