Джейкоб стоял не двигаясь, смотрел на движение веток деревьев там, где тот исчез. Задумался о том, сколько их территорий он пересек за последние две недели. Территорий, из которых его госпожу прогоняли, словно паразита. Ее, королеву.

Контроль, Джейкоб. Он вспомнил наставления Мейсона, хотя и сомневался в том, что он не одобрит его желания на обратном пути пройти по тем же территориям и пообрывать всем крылья, словно мухам-переросткам.

Моменты сильного эмоционального напряжения — вот что хуже всего…

А потом злость прошла. Все ушло, кроме ощущения ее присутствия на поляне. Она стояла позади него.

Он это знал — мысленно ее близость ощущалась как легкое касание рук, двигающееся назад, к затылку и спине. Как же он скучал по такому прикосновению. Даже по отметинам от ее ногтей, по тому, как ее руки связывали его. Ранимая женщина, лежащая перед ним, открытая его прикосновениям.

В это раз она так легко от него не скроется. Она останется с ним.

Пожалуйста, Господи.

Медленно повернувшись, он неотрывно смотрел на то единственное, чего он хотел, в чем за последние четыре месяца нуждался больше всего.

Она сидела на дереве, крылья полу расправлены, смотрела на него светящимися в темноте глазами, окрашенными в красный цвет; клыки доставали до подбородка и слегка загибались. Она несколько раз моргнула. Хвост обвился вокруг ветки, кончик его слегка покачивался из стороны в сторону.

Желание прикоснуться к ней было таким сильным, что ему пришлось подавлять его, словно жажду крови. Он стоял недвижимо, стиснув руки, ждал и считал, пытаясь восстановить над собой контроль. Она с любопытством рассматривала его. С подозрением.

— Моя госпожа? Вы здесь?

Она наклонила голову. У нее на лице появилось вопросительное выражение. Раздался скрежет. Этот звук, казалось, озадачил ее, наверное, она ожидала услышать слова.

— Моя госпожа, — Джейкоб подавил в себе желание прыгнуть на нее, повалить прямо там и крепко держать, ни за что не отпуская. Он хотел, чтобы она ему доверяла. Он не желал подчинять ее силой, хотя и знал, что, возможно, валяет дурака. Он так сильно по ней скучал. Не было таких слов, чтобы описать, как он по ней скучал. Нахлынувшие чувства почти задушили его.

Мейсон удивился, узнав, что змеевидный знак у него на спине не исчез, — раньше третий знак всегда исчезал у тех нескольких слуг, которых, как и его, незаконно превращали в вампиров. Знак Джейкоба просто стал чуть более серебристым. Но это его нисколько не удивило.

— Вы голодны?

Аккуратно опустившись на корточки, он вытащил из рюкзака три полоски мяса и положил их на землю. Когда он поднял на нее взгляд, она все еще изучала его. Когда она посмотрела ему в глаза, он уловил ее реакцию. Презрение.

Не падальщик.

Его госпожа, определенно, где-то там. И хотя он смог подавить улыбку, на глаза навернулись слезы.

— Я мечтал о вас, моя госпожа. А вы обо мне? Вы вспоминаете своего слугу, или уже забыли меня? Попытались меня забыть?

Ее взгляд никак не мог ни на чем остановиться. Она моргала, трясла головой, приложила коготь ко лбу, почесала.

— Шум, — проскрипела она. — Музыка. Сладости.

Она так долго не пользовалась голосом, что хрипела — у него у самого горло сводило болью.

— Моя госпожа,

Она осталась на дереве, хоть и напряглась, когда Джейкоб поднялся, подошел ближе и положил ладонь на ствол. Ее глаза замерли на его руке, потом она перенесла взгляд на его лицо. Задержалась на губах.

Не… служить мне. Больше нет. Не называть… моя госпожа.

— Я не могу представить никого, кто, увидев вас, рискнул бы называть вас по-другому, моя госпожа. А я ваш слуга, — в его голосе прозвучали командные нотки. — Как вы — моя госпожа.

Он заметил дрожь, пробежавшую по ее телу в ответ на его слова. Она определенно была там. Он вспомнил ту ночь, когда она позволила ему взять над ней верх. Когда она хотела этого.

Джейкоб думал, что четырехмесячное ожидание сведет его с ума. Внезапно еще четыре минуты показались ему непереносимыми.

Она, словно почувствовав его настроение, пошевелилась, села на колени. Он ошибается или в ее глазах и вправду засветился огонек вызова?

— Спускайтесь вниз, — сверкнул он в ответ глазами. — Или я покажу, на что способен, и сам поднимусь наверх.

Она плавно слетела с дерева, поймав поток воздуха, устремилась к просвету между деревьями на другом берегу ручья. И обнаружила, что он уже ждет ее там, сидит на корточках прямо под той веткой, на которую она опустилась. В тот момент, когда она взлетела, он прыгнул, опередив ее, и схватил ее за лодыжку.

Она с шипением накинулась на него, они оба закувыркались в воздухе. Она смогла стряхнуть его с себя, а он, извернувшись в воздухе, ловкий, словно кошка, приземлился на полусогнутые колени.

* * *

Это было впечатляюще, сердце Лиссы чаще застучало в груди, словно узнавая. Она снова отпрыгнула.

Но с каждым прыжком то, что казалось ей простым набором образов, становилось все четче. В ее мозгу взрывались слова и мысли, они ранили ее, ведь она сама отказала себе в праве мыслить. Она больше не хотела думать ни о чем, не хотела быть чем-то большим, чем животное, день ото дня живущее лишь согласно инстинктам.

В первый день, когда она позволила себе подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть его, а не просто почувствовать, она сидела на дереве и тосковала.

Пока он был смертным, он был красив, но эта красота теперь была совершенной. В нем бурлила сила человека, который полностью использует все ресурсы своего тела, всю подчиняющуюся ему энергию. Когда он говорил вслух — он часто так поступал в последние несколько дней, если чувствовал, что она рядом, — его голос был гладким, мелодичным. Слова словно ласкали ее тело, они были как его поцелуи, как нежные прикосновения его языка.

Возможно, превращать его в вампира было огромным грехом. Он уже будучи смертным представлял огромную опасность для всего женского рода.

В конце концов она и сама уже перестала понимать, пыталась ли она от него убежать или хотела, чтобы он ей понравился. Она позволила ему преследовать себя на протяжении нескольких километров, а он даже не запыхался. С дерева на дерево, с тропки на тропку. Через ручьи, вверх по склонам.

Пока она убегала, а он догонял, чем больше времени он проводил рядом с ней, тем сильнее ее тело охватывало бессловесное желание, накапливавшееся в ней, ей почти стало трудно двигаться, — трение бедер друг о друга хоть немного отвлекало ее от того, как сжималось все внутри.

Когда она оказалась с ним лицом к лицу на берегу очередного ручья, она ненадежно приземлилась на валу, а он смотрел на нее с другого берега сухого рва.

Он мог в любой момент оказаться рядом с ней. Он это уже доказал. Он позволил ей убежать, дав ей понять, что пойдет за ней в качестве одолжения, что в конце концов он все равно ее получит. Он каким-то образом понял, что такие игры в догонялки подействуют на нее, как язычок возлюбленного, все глубже и глубже проникающий в складки ее тела.