На моем календаре через десять дней заканчивался второй зимний месяц. Мы так и не дали им названия. На одном из уроков я рассказала, что нам нужно считать холодные, и когда начинается новый холодный — новый год, можно устраивать праздник. В холода короткие дни, и ни одного праздника. Я предложила устроить праздник. Мужчины не сильно поддержали это предложение, но я все же рассказала его суть — про подарки, про то, что переход в новый год происходит ночью, про богатый стол. Драс сказал одно:

— Если вы хотите, делайте праздник, мы конечно придем, но нас отвлекать от работы не стоит.

Ну и отлично, мы сами с усами. Женщины же, наоборот, были заинтересованы в этом празднике, и активно помогали мне в его организации. Если елей здесь было навалом, то с игрушками было сложно. И не просто сложно, а прям-таки никак. Это в нашем мире можно наделать цепочек и хлопушек из цветной бумаги, да хоть из фантиков. А здесь бумага — на вес золота.

Бумагу мы делали еще очень медленно — только три женщины согласились заниматься этим нелегким трудом, да и запас соломы подходил к концу. У нас было десять рамок, которые заливались одновременно. Производство бумаги было в кухне, и делали ее между делом, во время приготовления обеда. Но это был опыт. И это была бумага.

Железо из поселка не вывозили — оно было нашим основным капиталом. Мужчин из деревень пока не пускали к плавильне. Нам необходим был начальный капитал. На эту тему разговор с Драсом чуть не закончился скандалом, он не хотел утаивать от людей это знание. Три кузнеца переехали жить в поселок — мы заключили с ними устный договор, что они переедут к нам вместе с семьями. Мы начали делать ножи, плиты для печей, топоры. Кузнецы пробовали делать бороны, которые нам так нужны будут весной. Жизнь начинала кипеть.

К дню праздника мы готовились несколько недель. Я учила женщин лепить пельмени — это был сюрприз на новый год. Мы морозили их ночами, и складывая в тряпичные мешки, подвешивали под крышей сеновала. Морозец был прекрасной морозильной камерой. А на стене сеновала я зарубками отмечала погоду — как в младшей школе. Вела средневековый дневник наблюдения за погодой — ножом выцарапывала примерную температуру, если шел снег — вырезала снежинку, пасмурно — облачко, солнечно — солнце.

Женщины накатали тонких свечей, нарезали из тканей лент, которые завязывали бантами. Обед накануне нового года мужчинам накрыли в их домах. В столовой шли приготовления к празднику. Еловые ветки сплетали в венки, украшали бантами и сушеными ягодами, собранными на нитку. Лично я всю ночь делала из этих ягод бусы на нашу елку — надевала их на шелковую нитку, которой потом украсили елку, что рубили тайно. Днем мы вдвоем с гончаром на лошадях съездили в лес, нашли красивую, чуть выше двух метров. Установили так, чтобы было видно от входа. Перед ней поставили столы. Пришлось поставить столы и в пустых комнатах — хорошо, что не было простенков между ними, и комнаты между собой зашивались досками. И без занавесей наша столовая выглядела как большой зал со столбами.

Во дворе был большой костер, из которого выбирали угли, и укладывали в уличную каменную печь без трубы — там делали мясо кусочками — прототип нашего шашлыка. Раньше мясо запекали большими кусками, но кузнец сделал мне хоть и толстые пока, но вполне сносные шампура. Им я была рада несказанно, потому что они теперь еще играли роль решетки на уличном костре.

Елку украсили бусами из ягод — именно о них мне рассказывал Драс. Они походили на клюкву — очень красные и кислые. Но с ними мы не боялись недостатка витаминов. После украшения они тоже пойдут в дело. Тряпичные бантики, цветочки и свечи сделали нашу елку похожей на Рождественскую.

Стол был накрыт часам к девяти вечера по моему ощущению. Отваренные овощи, немного сыра, что сделали из молока, привезенного из деревни — теперь мы ездили собирать молоко из нескольких домов, отдавали за него железки. Я делала творог и сыр. Для праздника тайком от всех я сварила на пробу колбасу — мелко порубленное мясо смешала с травами и чесночной травой, что хранилась засушенной, свернула в несколько слоев холстины и сварила в котле. Потом развернула и немного запекла в печи. Была соленая рыба и рыбные котлетки, был первый в этом мире вариант холодца.

Стол ломился, а мужчин, не получивших в положенное время своего ужина, так и не пускали в столовую, хоть и пахло просто божественно. Во дворе был большой котел с водой, который строго — настрого не позволяли трогать никому. В положенное время мы поставим его на огонь и сварим пельмени, которые женщины, что лепили их несколько дней так хотели попробовать.

Раздеваться всех заставили в жилом доме, чтобы места не занимали шубы. Мы оставили горящими только свечи на елке и впустили в дом мужчин. Сколько у них было эмоций — просто не передать. Они словно дети, разглядывали нашу елку и венки. В доме, наконец-то пахло праздником. Спустя почти пять лет у меня снова был новый год. Мужчины доставали олу, разливали ее по кружкам, женщины договорились меняться каждые пятнадцать минут. Но это требовалось до тех пор, пока мы не сварили пельмени. Их приносили за стол в большом котле без воды и сразу раскладывали по мискам.

У нас был настоящий праздник. Но я села в первый раз только за пол часа до примерного начала нового года — Драс показал мне место рядом с собой, и показал его так, что отказываться было бессмысленно.

— Ты думаешь без тебя все пройдет плохо, и все останутся голодными? Сири, ты не одна, здесь около тридцати женщин, и все так необычно и так вкусно, что я даже на празднике Тирэса не встречал столько блюд, а тем более дерева посреди дома — он наклонился к уху и шепнул: — А когда нужно дарить подарки?

Черт, черт, черт, я всем рассказала, что в этот день нужно дарить подарки, а сама не приготовила ничего ни Драсу, ни Сиге — они были здесь самыми близкими мне людьми.

У меня было несколько вязанных вещей, те, что еще не показывала никому — вязанная мужская куртка, где в воротник я вставляла нарезанную тонкими ленточками и сшитую между собой шкуру. Благодаря тому, что ворс был длинным, воротник был словно из целой шкуры — у меня в прошлой жизни была шапка из чернобурки, сделанная по такому же принципу. Видимо, придется дарить ее. Все связанное нашими женщинами носили люди в поселке — так они вносили и свою лепту в коллективный труд. Но теперь все были тепло одеты и обуты.

Люди были рады такому празднику — пели песни, выходили на улицу охолонуть и собирались у костра. Столько смеха и улыбок я не видела давно. Глубокой ночью все начали дарить друг другу подарки. Мне пришлось быстренько свернуть куртку для Драса и отрезок шелка для Сиги. Оба завернула в ткань и повязала бантами. Сига подарила мне в ответ новую прялку и веретено, они были так искусно вырезаны, что даже прикасаться к ним было приятно. Оказалось, что у нас есть отличный мастер, который радеет не только за функционал.

Драс вышел на улицу, и направился к нам с Сигой. Та поспешила ретироваться, сказав, что нужно еще и Гора найти. Улыбка Драса была странной, и в руках у него не было подарка, о котором он вспомнил сам. Я держала сверток за спиной обеими руками и крутилась, словно на диске «здоровье», мол я ничего не прячу, просто все хорошо, и настроение отличное.