Шла свалка – среди треска пулеметов, винтовок и грохота орудий. Полегли еще два молодца-подпрапорщика – Яровиков и Дьяченко, погибли еще многие удальцы унтер-офицеры, ефрейторы, рядовые драгуны.

Не сразу расслышали драгуны сигнал «сбор». Жалко было оставлять отбитые окопы, заваленные вражьими телами, но это было уже делом пехоты – занять их и закрепить за собой. Вследствие понесенных больших потерь, драгуны передовых эскадронов начали, также лавой, отходить к перелескам, подбирая своих раненых и ведя пленных.

Фельдшера скакали в атаку среди линии своих эскадронов и теперь в перелеске быстро перевязывали товарищей.

Как отмечалось, два эскадронных командира (1-го и 2-го эскадронов – штабс-ротмистр Кубаркин и ротмистр Смольский) выбыли из строя контуженными.

Всеми участниками атаки чувствовалась важность закрепления за собой вырванного у противника пространства – своей пехотой, которая, однако, находилась далеко позади. Комполка через адъютанта сообщил об этом комбригу. Но комбриг генерал-майор А. Ф. Бендерев, вследствие больших потерь, приказал отвести полк за линию железной дороги восточнее Грабово.

Только после получения этого приказа полк, наполовину поредевшими линиями, пошел шагом назад – провожаемый огнем артиллерии. Подошли к Грабово и стали за насыпью железной дороги. Командир полка полковник Степанов медленно ехал вдоль поля, окруженный ординарцами. Он отправил полк за Грабово, а сам остался и смотрел, как разъезды от эскадронов подбирали и вели раненых. Взвизгивали и протяжно пели залетные издали пули и вспыхивали вверху облачка шрапнели, но драгуны не слышали их, подбирая по полю товарищей.

Шли раненые, окровавленные драгуны. Раненых несли, везли в седлах товарищи, много было тяжелых ран, много было пролито крови, но гордо глядели драгуны и высоко держали они свои головы – в этот день показали, как умеет работать славная русская конница, как умеет она выручать свою пехоту. Окопы и пулеметы не остановили могучего удара. Цепи немецкой пехоты развеялись, как осенние листья на ветру – разметали архангелогородцы серую пехоту и засеяли поле немецкими касками.

Дорогую цену заплатил 90-й полк противника за свой прорыв на Грабово, и долго вспоминали его поредевшие роты пики и шашки русских драгун.

Дальнейшую картину очевидец вспоминал так: «К вечеру склонялся день, солнце тихо садилось за лесом. Стихла перестрелка на фронте.

План местности, на которых разворачивались конные атаки архангелогородских драгун 18 июля 1915 г. РГВИА. Ф. 16180. Оп. 1. Д. 63. Л. 197.

Опять драгуны были в убогой деревне, опять стояли по дворам у заборов кони под седлами. Горели костры, группы драгун сидели и кипятили котелки, но многих уже недоставало. Одни лежали уже в сырой земле, другие в линейках с красным крестом тихо плелись к санитарному поезду. Шли тихие разговоры драгун у огонька, вспоминались погибшие товарищи и начальники: лица их теперь ясно вставали перед глазами оставшихся, вспоминались их последние слова. Четвертый эскадрон вспоминал, как умирал их командир.

Офицеры сидели за столами в хатах и делились пережитым, а в одной хате сидел за столом, опершись головой на руки, командир славных архангелогородцев полковник Степанов, перед ним на столе лежали донесения о потерях полка. Налитый стакан чаю стоял нетронутым на столе, освещаемом тусклым мерцанием свечи. У стола стоял с забинтованной головой адъютант и не решался прервать размышления командира…»137.

Адъютант полка участник второй атаки П. Свистунов (получивший серьезный вывих плеча при падении с убитой лошади) стал автором замечательного стихотворения, так и названного, «18 июля»138:

А вот список офицеров и подпрапорщиков, участвовавших в атаке139: