– Послушайте, сэр, – произнес он, когда ему наконец представилась возможность заговорить. – Не знаю, что вы задумали, но это уже второй случай за последние две недели. И я больше не намерен терпеть подобное обращение.

В беседу вмешался инспектор Макферсон:

– Добрый день. Я офицер полиции и хотел бы с вами поговорить. Значит, такое уже случалось?

Окончательно перепугавшийся контролер извинился и, заикаясь, выложил все как на духу.

Две недели назад он находился на службе в это же самое время. К нему подошел джентльмен и, протягивая билет, объяснил, что миновал турникет, так и не отдав его контролеру. Контролер, внимательно изучив билет, увидел, что тот должным образом прокомпостирован в Максвеллтауне, Герлфорде и Моклайне. Так что у него не было причин сомневаться в рассказе странного пассажира. Не желая получить выговор за невнимательность, он поблагодарил незнакомца, забрал у него билет и отнес служащему, готовившему билеты к отправке в Управление железной дороги. Служащий аккуратно положил билет в соответствующую стопку и больше о нем не вспоминал. Нет, контролер переживал из-за собственной невнимательности, но поскольку билет к нему все же вернулся, счел, что ничего ужасного не произошло. Когда же ему показали фотографию Фергюсона, он опознал в нем пассажира, принесшего билет.

Служащий станции подтвердил слова контролера, и теперь оставалось лишь съездить в Управление железной дороги и взглянуть на сам билет. Поскольку полицейские уже наводили справки о билетах, нужный был под рукой. Тщательное изучение выявило незначительное различие в форме букв на настоящих и поддельном билете. К тому же на поддельном билете значилась отметка LMS/23А, в то время как на остальных билетах, прокомпостированных в Моклайне, отметка выглядела несколько иначе – LMS/23В. А объяснялось это тем, что за цифрами следовала буква, обозначающая того или иного котролера. Ведь каждому выдавался свой индивидуальный компостер. Номера, проставляемые в Моклайне, варьировались от 23А до 23G. Сама по себе отметка LMS/23А была правильной. Подозрения вызывало обстоятельство, что контролер А прокомпостировал только один-единственный билет из всех имеющихся. Во время предыдущего допроса полицейские спрашивали, доехал ли нужный билет до Глазго. Отметки на нем тогда никого не заинтересовали. Однако теперь стало очевидно, что отметки на этом самом билете являются подделкой, причем весьма качественной.

Вернувшись в гостиницу, Уимзи и инспектор встретились с Дэлзиелом, и тот подтвердил догадку его светлости. Человек, по описанию очень похожий на Фергюсона, действительно посещал фирму, занимающуюся продажей переплетного оборудования, где приобрел металлические буквы, сходные по размеру и стилю с теми, что можно обнаружить на железнодорожных билетах. Он объяснил, что хочет самостоятельно переплести несколько книг и сделать на их корешках оттиск SAMDL 1, 2, 3 и 4. Все эти буквы и цифры применяются в оттисках на билетах. Что и требовалось доказать. Дело Фергюсона можно считать законченным.

На обратном пути из Глазго его светлость был непривычно молчалив.

– Знаете, – сказал он наконец, – мне нравился Фергюсон в отличие от убиенного Кэмпбелла. Как бы мне хотелось…

– Ничего не поделаешь, Уимзи, – перебил его начальник полиции, – вы же понимаете, убийство есть убийство.

– Не всегда, – заметил Уимзи.

Вернувшись в деревню, они обнаружили Фергюсона под арестом. Он собирался уехать на машине, но не смог сделать этого без индуктора. Когда попытался сбежать на поезде, Росс и Дункан решили, что пришла пора вмешаться. Во время ареста Фергюсон не произнес ни слова, и теперь ожидал допроса в полицейской участке Ньютон-Стюарта. Когда ему предъявили поддельные билеты, он сообразил, что отпираться бессмысленно, и, несмотря на предупрждение полиции о том, что он имеет право не свидетельствовать против себя, Фергюсон решил рассказать, как все случилось в действительности.

– Это не было убийством, – заявил он. – Клянусь богом. И я не лгал, когда сообщил вам, что все происходило совсем не так, как в вашем эксперименте. Кэмпбелл приехал в двадцать два пятнадцать, как я и говорил ранее. Он ввалился ко мне в дом и принялся хвалиться тем, что сотворил с Гоуэном, и разглагольствовать о том, как собирается расправиться с Фарреном. После возвращения он выпил еще и в самых отвратительных выражениях начал требовать, чтобы мы разрешили наши разногласия раз и навсегда. Слушать его оскорбления было просто невыносимо, но я его не убивал. Кэмпбелл просто получил по заслугам.

Я велел ему убираться из моего дома, но он отказывался, и я попытался вытолкать его. Кэмпбелл сопротивлялся, и завязалась драка. Я гораздо сильнее, а он был настолько пьян, что едва стоял на ногах. Несколько раз Кэмпбелл спотыкался, и в итоге получил мощный удар в челюсть. Он начал заваливаться назад и ударился головой о скругленный угол газовой плиты в студии. Когда я подбежал к нему, чтобы помочь подняться, он был уже мертв. Это случилось в одиннадцать часов вечера.

Я страшно перепугался. Ведь я часто грозился его прикончить, да и свидетелей у меня не было. И вот теперь Кэмпбелл лежал в моем доме мертвый. К тому же я первым применил силу.

Тогда я задумался. Можно сделать так, что все это будет выглядеть как несчастный случай. Вряд ли мне надо вдаваться в детали, поскольку вам они известны. Мой план сработал превосходно – за одним исключением. Однако и оно, как выяснилось впоследствии, было мне на руку. Я хотел выехать из Бархилла, но опоздал на поезд. На дороге мне встретился автомобиль, на котором я добрался до нужного места. К тому же водитель обеспечил мне алиби. Ведь все свидетельствовало о том, что я никак не попал бы в Герван вовремя. Да и Джок Грэм рассказал мне о ваших расчетах. Вы знали, что убийца не мог уехать из Минноха раньше половины двенадцатого.

Мне просто не повезло, что тело обнаружили так быстро. Я знал, что с трупным окоченением возникнут проблемы. Это оно натолкнуло вас на мысль об убийстве?

– Нет, – ответил Уимзи. – Ваша привычка класть краски в карман. Вы поняли, что унесли с собой тюбик белил Кэмпбелла?

– Я обнаружил это, лишь вернувшись домой. Но мне и в голову не пришло, что кто-нибудь заметит его отсутствие. Полагаю, этой чрезвычайно умной ищейкой были вы, Уимзи. Мне нужно было отвезти тюбик в Миннох и выбросить там. Только вот вы уже видели его, когда заходили ко мне в студию. И тогда я впервые испугался. Но потом решил, что могу полностью рассчитывать на алиби. Я очень гордился тем, как ловко подделал билет. К тому же не предполагал, что вы примете в расчет появление на дороге автомобиля.

– Я только одного не понимаю, – произнес начальник полиции. – Почему вы не выехали из Минноха раньше? Зачем было тратить столько времени на картину?

Фергюсон еле заметно улыбнулся:

– С моей стороны это стало непростительной ошибкой. Вы же воссоздали события той ночи и знаете, как много мне нужно было сделать. Только вот об одном я забыл. Не завел часы, хотя делаю это каждый день перед отходом ко сну. Закончив большую часть картины, я уже собирался упаковать рисовальные принадлежности, как вдруг услышал шум грузовика. Я подождал, пока он проедет мимо, и взглянул на часы. Они показывали половину одиннадцатого. Мне не хотелось оставаться на станции в Бархиллле дольше, чем нужно, из страха быть узнанным. Я выждал примерно полчаса и снова посмотрел на часы, но они показывали то же время.