Несмотря на это, снега было достаточно, чтобы за идущими оставался четкий след. Можно было задержаться и попробовать замести следы ветками, но Чарли не останавливался, считая это пустой тратой времени. Улики, которые он оставит, пытаясь уничтожить отпечатки ступней на снегу, будут с не меньшей очевидностью свидетельствовать о том, что они проходили здесь; в глубине леса, особенно у земли, ветер был не таким сильным, чтобы запорошить снегом следы от веток. Оставалось только нажимать, уповая на то, что они идут быстрее своих преследователей. Возможно, потом, если они будут переходить открытые участки, усиливающийся ветер сыграет им на руку, затруднив банде Спиви их поиски.

Если.

Если им удастся преодолеть этот лес и выйти на открытый участок.

Если ищейки Спиви не настигнут их в ближайшие полчаса.

Если.

В лесу царил полумрак, и они обнаружили, что лыжные маски с их узкими отверстиями еще больше ухудшают видимость. Они спотыкались и падали, и в конце концов им пришлось снять маски. Мороз обжигал лицо, но оставалось только терпеть.

Чарли чувствовал, что их преимущество во времени перед командой Спиви неуклонно тает. Они покинули хижину спустя почти пять минут после его прихода, так что теперь они опережали гнавшуюся за ними свору всего минут на пятнадцать, а возможно, и того меньше. А поскольку он не мог, с Джоем на руках, идти так быстро, как хотелось бы, фактически не оставалось сомнений, что с каждой минутой разрыв сокращается.

Склон становился все круче; Чарли начал уставать и слышал за спиной учащенное дыхание Кристины. Он еще ни разу не спустил Джоя на землю и от усталости уже не чувствовал собственных рук; ныли икры и бедра. Их путеводное русло начинало забирать все больше на восток; туда им было ни к чему. Они могли пройти по нему еще какое-то время, однако рано или поздно Чарли придется опустить мальчика, так как впереди простиралась куда менее гостеприимная местность. Если они рассчитывают оторваться от погони, Джой должен будет идти самостоятельно.

Но что, если он откажется идти? Что, если он застынет на месте как вкопанный, с этим рассеянным пустым взглядом?

Чтобы не попасть под пулю, Грейс вся сжалась, сидя в снегоходе, хотя все ее старые кости протестовали против такого скрюченного положения.

В царстве духов это был черный день. Узнав ночью эту тревожную новость, она испугалась, что не сможет подобрать одежду, которая гармонировала бы со спектральной энергией. В ее гардеробе не было черных вещей. Прежде черные дни не выпадали ни разу. Никогда. Но, на ее счастье, у Лоры Панкен, ученицы, оказался черный лыжный костюм, почти ее размера, и Грейс сменила серое платье на экипировку нужного цвета.

Сейчас она едва ли не жалела, что вступала в контакт со святыми и душами умерших. Излучаемая ими спектральная энергия была неизменно обескураживающей, словно заряженная страхом.

Кроме того, Грейс досаждали видения ада и смертных мук, но они не были ниспосланы ей господом; их происхождение было совсем иное, в них был налет серы. Смущающими душу видениями сатана пытался разрушить храм ее веры, повергнуть ее в ужас. Он хотел обратить ее в бегство, хотел, чтобы она отказалась от своей миссии.

Грейс знала, что замышляет отец нечестивой веры. Знала.

Порой, вглядываясь в лица окружающих, она чувствовала, что от нее ускользает их истинная суть; перед ней представала пораженная тлением и паразитами плоть, и она содрогалась от явных свидетельств бренности человеческого тела. Дьявол своим столь же коварным, сколь порочным, умом понимал, что она никогда не поддастся его искушению, поэтому пытался поколебать устои ее веры, поразив ее страхом.

Не выйдет. Никогда. Вера ее крепла. Но сатана не отступался. Иногда, когда Грейс обращала взор к грозовому небу, она видела там нечто: скалящиеся козлиные морды, отвратительные свиные рыла с огромными клыками. А ветер доносил голоса. В их зловещем шипении слышались лживые посулы, они перевирали истину, говорили об извращенных наслаждениях, и их описание бесстыжего действа гипнотизировали сознание, вызывая в нем живые яркие образы, в которых порок представал в своей смущающей развратной красоте.

В снегоходе, согнувшись в три погибели, чтобы спастись от выстрелов, Грейс вдруг увидела огромных тараканов, величиной с ладонь; они ползли по ее ногам и уже подбирались к лицу. Она едва не подпрыгнула от отвращения. Именно этого дьявол и добивался, надеясь, что она обнаружит себя и станет легкой добычей. К горлу подступила тошнота, но Грейс, мучительно сглотнув, поборола ее и еще плотнее прижалась к днищу машины.

Она заметила, что головы у тараканов были человечьи.

Они обращали к ней свои крошечные личики, выражавшие боль, унижение и ужас, и Грейс понимала – это были сцены, на которых лежала печать божьего проклятия, до сих пор корчившиеся в аду, пока сатана не перенес их сюда, чтобы явить ей, на какие страдания обречена его паства; чтобы доказать ей, что его жестокость не знает границ. Грейс охватил такой страх, что она чуть не сделала под себя. Дьявол рассчитывал, что, наслав на нее этих тварей с человечьими лицами, он заставит ее задуматься: зачем бог допустил существование ада? Да, дьявол ждал, что она будет терзаться вопросом: не жесток ли сам бог, потворствуя жестокости сатаны? Дьявол ждал, что она усомнится в добродетели своего Создателя. Это должно было внести смятение и страх в ее душу.

Вдруг Грейс увидела, что лицо одного из тараканов – это лицо ее покойного мужа, ее Альберта. Нет, Альберт был добр. Он не мог оказаться в аду. Это ложь. Крохотное личико запрокинулось вверх. Хотя она не слышала ни звука, но знала, что он пронзительно кричит. Нет, Альберт был милый человек, праведник, святой. Альберт в аду?

Обречен на вечные муки? Бог никогда не допустил бы такой несправедливости. Она так надеялась снова встретиться с мужем на Небесах, но если его там нет…

Она почувствовала, что находится на грани помешательства.

Нет. Нет, и еще раз нет. Сатана лжет. Он хочет, чтобы она сошла с ума.

Дьяволу только этого и нужно. Если бы она обезумела, то уже не смогла бы служить господу. Если она усомнится в своем душевном здоровье, она может усомниться и в своей миссии, своем божественном Даре, в своих отношениях с господом. Она не должна сомневаться в себе. Она здорова, и ее Альберт – в раю, и она должна подавить в себе всякую неуверенность и всецело и слепо отдаться вере.

Грейс закрыла глаза и больше не смотрела на жутких насекомых, ползавших по ее башмакам. Она чувствовала, что они там, даже через толстую кожу, но она только стиснула зубы и молилась, чтобы прекратились выстрелы.

Когда она открыла глаза, тараканы исчезли.

На какое-то время она спасена. Ей удалось отогнать дьявольское наваждение.

Стихла и стрельба. Пирс Морган и Дэнни Роджерс, посланные в лес, чтобы обойти Гаррисона с тыла, подали сигнал с верхнего края поляны, давая знать, что путь свободен. Гаррисон пропал.