Бэзил перевернул страницу; вопрос Лейлы так и остался без ответа. Вместо него на новом листе большими буквами был записан новый заголовок:

Бэзил перевернул страницу, затем еще одну торопливо, но не без интереса, пробегая глазами написанное.

На этом месте текст «Ик! Ик! Ик!» обрывался. На следующей странице все та же решительная рука, словно не заметив, что две предыдущие попытки кончились ничем, начертала новый заголовок, жирно его подчеркнув.

«Тень плененная» занимала все оставшиеся листы и еще несколько дополнительных листков, вставленных в конце тетради. Дочитав до конца, Бэзил некоторое время задумчиво сидел. В Нью-Йорке в этом году был бум «криминальных комедий», и сейчас он вновь живо и ярко переживал ощущения и размах двух виденных постановок. Ему они казались исполненными громадного значения, открывая новый мир, гораздо более обширный и блестящий, чем мир за окнами и дверями его дома, и именно этот самый мир, а вовсе не желание создать некое подобие «Офицера 666», вдохновил его на лежавшее сейчас перед ним произведение. Он взял новый блокнот, написал сверху «Акт II» и принялся строчить.

Прошел час. Несколько раз он обращался к небольшой коллекции сборников шуток и прибегал к помощи потрепанной «Сокровищницы остроумия и веселья», в которой содержались уже успевшие мумифицироваться викторианские остроты епископа Уилберфорса и Сиднея Смита. В тот самый момент, когда по сюжету медленно открылась дверь, он услыхал громкий скрип лестничной ступеньки. В ужасе, дрожа, он вскочил, но все было тихо; о сетку двери с улицы бился белый мотылек, где-то вдали в городе пробили часы, птица на дереве шумно расправила крылья.

Оказавшись в половине пятого в ванной, он был потрясен – за окном уже начинало светать. Он не спал всю ночь! Ему вспомнилось, что те, кто не спит по ночам, сходят с ума, и у него прямо в коридоре замерло сердце. Он с мучительным томлением стал прислушиваться к себе, чтобы понять, сошел он уже с ума или нет? Все вокруг казалось каким-то необычным и нереальным; он лихорадочно бросился в свою комнату, судорожно срывая с себя одежду, пытаясь нагнать убегающую ночь. Раздевшись, он бросил последний грустный взгляд на свою рукопись; в голове у него оставалась еще целая сцена. Чтобы хоть немного отсрочить надвигающееся безумие, он лег в постель – и еще целый час писал лежа.

Поздним утром следующего дня его грубо разбудила одна из двух безжалостных скандинавок, которые, в теории, считались прислугой семейства Ли.

– Одиннадцать утра! – проорала она. – Пять минут двенадцатого!

– Оставьте меня в покое, – пробормотал Бэзил. – Что вам нужно, зачем вы меня будите?

– К вам пришли! – Он открыл глаза. – Вы вчера вечером съели все сливки! – продолжала Хильда. – Вашей маме не с чем было выпить кофе!

– Все сливки?! – воскликнул он. – Но я же видел – там еще были!

– Те скисли!

– Какой ужас! – воскликнул он, сев в постели. – Просто кошмар!

Миг она наслаждалась его смущением. Затем сказала:

– К вам пришел Рипли Бакнер! – И ушла, закрыв за собой дверь.

– Скажите ему, чтобы шел сюда! – крикнул он ей вслед. – Хильда, ну неужели нельзя хотя бы выслушать до конца? Были какие-нибудь письма для меня?

Ответа не было. Через секунду вошел Рипли:

– О, боже, ты еще в постели?

– Я всю ночь писал пьесу. Почти закончил второй акт. – Он показал на стол.

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Рипли. – Мама считает, что нам необходимо пригласить мисс Халлибартон.

– Зачем?

– Просто так.

Хотя мисс Халлибартон и была приятной особой, совмещавшей обязанности репетитора по французскому языку и тренера по бриджу, и считалась неформальной воспитательницей и другом детей, Бэзилу показалось, что под ее руководством проект приобретет оттенок непрофессионализма.

– Она не станет вмешиваться, – продолжал Рипли, явно цитируя мать. – Я буду продюсером, ты – режиссером, как мы и договаривались, а она нам пригодится в качестве суфлера и поможет поддерживать порядок на репетициях. Мамам девушек это точно понравится!

– Ну, ладно. – Бэзил неохотно согласился. – А теперь давай посмотрим, кого мы пригласим играть. Для начала решим, кто будет играть главную роль – это у нас благородный грабитель, по кличке Тень; только в конце выяснится, что на самом деле он – юноша из высшего общества, который все это делал, потому что поспорил, и вовсе он никакой не грабитель!

– Это будешь ты!

– Нет, ты!

– Да ладно тебе! Ты ведь отличный актер! – возразил Рипли.

– Нет, себе я возьму какую-нибудь небольшую роль – мне ведь еще придется работать с актерами!

– Ладно. Но мне тоже надо будет решать всякие деловые вопросы, я же продюсер!

Выбор актрис – подразумевалось, что все с радостью примут предложение, – оказался сложнее. В конце концов для главной роли была одобрена кандидатура Имогены Биссел, роль ее подруги решили отдать Маргарет Торренс, а роль «мисс Саундерс, весьма игривой старой девы», – Конни Дэйвис.

Рипли подумал о том, что некоторые девушки могут обидеться, если их не пригласят, поэтому Бэзил придумал роли горничной и кухарки, которые «будут просто выглядывать из кухни». Но он наотрез отказался выполнять дальнейшие пожелания Рипли о том, что хорошо бы ввести еще двух-трех горничных, «какую-нибудь белошвейку» и профессиональную сиделку. Даже самый ловкий из благородных грабителей испытывал бы определенные трудности с перемещением по столь переполненному женщинами дому.