Это было в конце сентября 1959 года. Мое бюро переводов процветало, финансовое положение заслуживало оценки «чрезвычайно хорошо», а возвращение к работе, связанной с коллективом, я себе просто-напросто даже и не хотел желать. За предложение я конечно поблагодарил, но и только. Круг моих клиентов становился все более многогранным, учеба в инженерной школе и интенсивное самообразование открывали для меня дополнительные знания в технике, и при каждом переводе я осваивал об этом что-то новое. Все это прививало любовь к работе с переводами.

Однако от работы устного переводчика я уклонялся, как только можно. Хороший перевод требует блестящего владения синтезом исходного и целевого языка, а также (что было моей первой проблемой) полнейшей отдачи самого себя. У меня отсутствовало умение, не моргнув глазом, передавать посредством перевода ту чушь, которую очень часто несут люди, чью речь ты должен переводить другому. Ведь если этот другой будет слышать эту же чушь, то он, в большинстве случаев, будет думать, что переводчик не профессионален. Он никогда не поверит, что лицо, чью речь транслирует переводчик, несет чушь, или находится не в своем уме.

Директор Грешнер был одним из тех, кто своего партнера по переговорам изматывал сначала бессмысленной болтовней, а потом, когда тот уже был морально и физически «готов», Эрих энергично приступал к сути вопроса. Нечто подобное переносил я, будучи его личным переводчиком, не один раз. И очень часто валился с ног так же, как и «побежденный» партнер Грешнера по переговорам. Иногда после успешного окончания диалога, Эрих говорил:

«Слушай, я заметил, как ты нервно ерзаешь на стуле. Но пойми, что я партнера должен сначала хорошо обработать, чтобы в конце концов оставить в дураках».

Я хорошо знал Эриха Грешнера и был убежден в его интеллекте и профессиональных знаниях. С ним я мог проделывать трюки перевода, которые были как очень эффектны, так и очень опасны. Если босс несет чушь, а его партнер ее не понимает, тогда переводчик должен этой чуши придать «свою окраску» и, таким образом, снизить стресс.

Напротив было все плохо во время заседания одной рабочей группы Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) в Братиславе в 1959 году, на котором речь шла об урегулировании производства промышленных арматур.

Моим заказчиком был руководитель отдела стандартизации одного из крупных предприятий Магдебурга. Этот не молодой коллега был просто не в состоянии следовать ходу переговоров, на которых я непрерывно переводил мнения других участников с русского. А когда председатель коллегии попросил его высказать мнение делегации ГДР, то всегда следовал вопрос ко мне: «А о чем, собственно, идет речь?» И я должен был еще раз объяснять ему положение вещей, в то время как другие участники не могли скрывать негодования по поводу задержек данного мероприятия.

Мои выставленные на показ знания дела и постоянное отключение моего шефа привели в конце концов к тому, что председатель начал спрашивать только мое мнение, а от него не требовали ни слова. Это привело к большим порицаниям со стороны моего нанимателя, от предприятия которого я больше никогда не получил контракта. Дипломатия моим коньком никогда не была.

Когда летом 1963 года мной заинтересовались товарищи из «Интертекста», мой печатный манускрипт ко второму словарю был как раз готов. Из моего дневника видно, что я в течение более 6 лет посвятил этой работе около 6000 часов. В моем рабочем кабинете стоял стапель ящиков с карточками, которых было около 250 000 штук. Три года я собирал словесные пары из гор специальной литературы, и три года понадобилось, чтобы я смог из «сырых» карт подготовить готовый к печати манускрипт. Через эту вторую часть работы я пришел к выводу, что радость творческой части первых трех лет на самом деле стоила дорого.

Технический словарь (немецко-русский/русско-немецкий) «Энергетическое и подъемно-транспортное оборудование» Берлин, 1964 г. — «толстяк» из 1450 страниц — явился большим успехом не так для меня, как для издательства «Technik». Такая столь специфичная работа была выпущена в ГДР в количестве 2000 экземпляров и тут же раскуплена, так что потом последовали очередные тиражи. Затем в 1970 году в Москве по лицензии была выпущена немецко-русская часть тиражом в 5000 экземпляров. Издательством была «Советская Энциклопедия».

Богатым я не стал, т. к. свою работу я продал оптом. За вычетом всех налогов и сборов, гонорар составил около 60 000 марок ГДР, что составило 10 марок за час работы. Для ГДР это был сенсационный заработок. За мой первый словарь я получил гонорар из расчета 2,5 марок за час работы.

Оба словаря я в будущем встречал в каждом бюро переводчиков, и при визуальном наблюдении были заметны следы пальцев, искавших определенные слова тысячи раз. Из-за красного, а также черного переплетов, словари на жаргоне переводчиков назывались «красный Фрицше» и «черный Фрицше».

О существовании лицензионного издания в России я узнал только в 2002 году. В мемориальном музее немецких антифашистов на территории бывшего головного лагеря для военнопленных Nr. 27 в г. Красноармейск Московской области я получил возможность, в рамках лекции представить мои, написанные на русском, воспоминания о шестилетнем плене.

По окончании официальной части мероприятия, ко мне подошла дама примерно моего возраста, демонстративно держа перед собой книгу, и заявила:

«Так это Вы автор словаря, с которым я уже 40 лет работаю? Если да, то хочу Вам сказать, что с того момента ничего лучшего придумано так и не было».

Какому же автору от таких слов не станет тепло на сердце?

Тем не менее я поклялся, что больше никогда не буду «делать» словари, какую бы темы они не касались. Отупляющий труд, связанный с классификацией, упорядочиванием и сжатием значения слов был мне очень не по душе и, слишком затенял волнующий, как в криминальном романе, первичный поиск правильных технических словарных соответствий. Был бы я на лет 30 помоложе, то с помощью компьютера конечно бы отважился на это еще раз.

Поэтому эмоционально я себя уже настроил на то, что когда-нибудь поменяю прибыльную работу «трансформатора чуши» или попугая на занятие, если оно даже хуже будет оплачиваться, но которое сможет приносить больше удовлетворения.

Директор Грешнер не забыл свое предложение, которое он сделал мне в 1959 году. И вот он заявил:

«Я никогда не собирался, принимать Вас на работу переводчиком. Мне нужен научный сотрудник со знанием языков.»

Спасибо ангелу-хранителю! Ничего лучшего со мной в ГДР не могло случиться. Последовали 26 лет работы, которую я расценивал как хобби, и которая приносила мне постоянный рост. Мои официальные доходы сократились на 50 %, но Эте Грешнер позаботился о том, чтобы мне в достаточном количестве предоставляли переводы с русского и английского, что практически сравняло образовавшуюся разницу в доходах. Переводя под диктовку на магнитофон с английского или русского, я за 2 часа работы получал такой гонорар, который мог сравниться с восьмичасовым рабочим днем научного сотрудника НИИ.

Почтальон принес письмо — из СССР. Отправитель — Н. П. Кабузенко!!! Чудо! Николай Порфирьевич рассказывает, что сын его работал на пивоваренном заводе в Горьком. Кто-то, якобы из начальства предприятия, спросил его, не знает ли некоего Николая Порфирьевича Кабузенко.