Тяжело дыша, Билл оглядывался по сторонами. Он бежал по коридору, переполненному людьми, а потом, оказавшись на улице, на мгновение остановился. Глаза повсюду

искали яркие рыжие волосы дочери.

И нашли.

– Одри! – крикнул Билл, ускоряя шаг. – Стой!

Одри затаила дыхание, услышав во всегда тёплом голосе отца сильную тревогу. Она обернулась и застыла на месте.

Грант посмотрел на приближающегося Билла. Он хорошо понимал его. Любой отец был бы против такой участи для своего ребёнка. Но Билл и не представлял, насколько сильно Грант сожалел о том, что пришлось пережить Одри. Теперь он был готов стать для неё всем. Щитом, стеной, защитой и опорой.

Билл остановился перед Грантом, заглядывая ему в глаза:

– Как не стыдно? Имей совесть, Хардман! Не уничтожай мою дочь! Дай ей прожить жизнь, которую она заслужила. Не мучай её больше!

Эти слова были переполнены отчаянием, и сказавший их действительно находился на грани.

– Билл, перестань называть меня этим именем, – ответил Грант.

Он не мог сдать себя. Как бы сильно ни хотелось убедить отца Одри в том, что никогда больше не посмеет причинить ей вред.

– Одри, – Билл обратился к дочери, принимая крайние меры. – Если ты уйдёшь с ним, можешь не возвращаться домой!

Её будто парализовало. Одри стеклянными глазами смотрела на отца, не в силах найти в ответ подходящие слова. Неужели любящий папа может отречься от своего ребёнка лишь потому, что не согласен с его выбором?

Череда событий, причинявших боль, не прекращалась. Каждый новый день становился испытанием. Она больше не могла говорить. Даже для того, чтобы дать дельный ответ отцу.

– Билл, прекращай нести чушь, – вмешался Грант, пытаясь успокоить накалившуюся враждебность между отцом и дочерью. – Одри совсем не виновата, что у тебя обострилась подозрительность ко мне. Есть улики, которые могли бы подтвердить, что имею хоть какое-то отношение к Доминику Хардману? Нет. Значит, будь добр, оставь при себе эти оскорбления и обвинения. И не смей решать за Одри!

Билл почти до боли прикусил нижнюю губу, не отводя гневный взгляд от Гранта, сказавшего истину. Улики не найдены. Их попросту нет.

– Ты снова победил, Хардман, – бросил Билл, сжимая руки в кулаки. – Как легко ты провёл меня. Ощущаю себя таким идиотом!

Одри прискорбно опустила голову, прочувствовав пылающую ярость отца не только к Гранту, но и к самому себе за то, что не смог раньше понять идеальный спектакль преступной группировки. Главной целью папы было поймать Хардмана. И теперь, зная, кто он, Билл ничего не мог сделать. У него были связаны руки. Приходилось лишь молча отпускать бандита, чтобы тот продолжал свою криминальную деятельность. Отпускать без заслуженного наказания.

– Ты ведь и есть лидер Блокады. Правда? – в голосе Билла было отчаяние, а в глазах печаль.

Грант лишь хитро улыбнулся кончиками губ и кратко кивнул.

Билл шокировано распахнул глаза, когда получил молчаливый ответ на свой вопрос. Его догадки подтверждены.

– Я так и знал, – прошептал Билл, делая шаг назад. – Какой ужас. Это правда. Правда.

Ноги Одри будто налились свинцом, и она не могла сделать даже шаг в сторону. С одной стороны был Грант, с другой – отец. Никогда ранее и в голову не приходило, что придётся делать такой сложный выбор.

– Солнышко, – Грант тепло улыбнулся, преодолев расстояние между ними. – Оставайся с отцом. Не хочу быть причиной ваших семейных разладов.

Одри нахмурилась, с вызовом поднимая подбородок вверх:

– Ты хочешь оставить меня?

Её слова заставили его рассмеяться. Он наклонился и нежно прикоснулся губами к её холодной щеке.

– Никогда не оставлю. Обещаю. Ты ведь только моя. Помнишь?

Одри расплылась в улыбке, полной упоения и спокойствия. Его слова были бальзамом на душу.

– Помню.

Грант крепче прижал Одри к себе, заглядывая в нефритового цвета глаза, смотревшие на него без отвращения. Он видел в этом взгляде неподдельное желание пойти за ним. Но ещё не время.

– Я люблю тебя, – прошептал ей на ухо Грант.

Одри словно окаменела. Нет, ей не послышалось. Грант, тот самый грубый психолог, который когда-то причинял неудобства одним своим присутствием, тот самый человек, ставший её лучшим другом и самым страшным кошмаром, тот поистине жестокий и беспощадный преступник, именно он только что признался ей в своих светлых и искренних чувствах. Чувства, разрушившие годами выстроенную стену из хладнокровия и абсолютного безразличия к окружающим людям.

Одри ошарашенно раскрыла глаза, почувствовав крепкую хватку отца на своём локте. Он буквально вырвал дочь из рук преступника, который являлся их заклятым врагом. Но Одри больше так не считала. Такое зрелище, когда главарь преступной группировки целует его дочь, вводило Билла в убийственную ярость.

Он практически тащил Одри за собой. Она никак не хотела идти по собственной воле. Она была слишком шокирована тем, что услышала.

Одри на секунду обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на Гранта. В глаза бросилась бордовая машина, остановившаяся сзади от него в нескольких футах. Тонированное стекло опустилось, и появился чёрный пистолет с глушителем.

– Грант! – крикнула Одри, хотя её голос был едва слышен.

В этот момент она, казалось, потеряла дар речи, а сердце готово было остановиться. Паника и ужасное предчувствие появились внутри.

Три глухих выстрела подряд пронзили воздух.

Крик Одри был похож на жалобное рычание, когда она увидела, как Грант остановился. Наклонившись вперёд, он медленно опустился на колени и, прикрыв глаза, безжизненно упал на землю всем телом.

Нечеловеческий вопль вырвался из горла Одри. Внутри что-то с адской болью перевернулось. Будто пули ранили не Гранта, а лишь её одну.

– Пусти меня! – бросила Одри, отчаянно вырываясь из рук отца.

Билл растерянно осмотрелся по сторонам, инстинктивно наклоняя голову ниже.

– Там опасно! Куда ты собралась? – нервно вспылил Билл, отводя дочь как можно дальше с места, где только что произошло преступление.

Одри словно в тумане не могла отвести взгляда от Гранта. Казалось, земля ушла из-под ног, а сердце перестало биться. Перестало биться вместе с теми выстрелами.

Она толкнула отца в грудь, всеми силами желая отвоевать право броситься к Гранту. Как бы опасно это ни было.

– Пусти! – она не могла узнать свой собственный голос. – Пусти немедленно!

Слёзы катились по лицу, но Одри их не замечала. Боль осознания произошедшего мучительно давила изнутри, выворачивая душу наизнанку.