Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С грехом пополам они составили двадцатистраничный синопсис. Но раздался звонок Лебовичи: все отменяется, Бельмондо не хочет делать фильм, на вашем гонораре это не отразится. Жанна Шнейдер, экс-подруга Месрина, в своих мемуарах пишет, что заставить Бельмондо отказаться от столь манящего проекта могло лишь очень сильное давление со стороны очень властных персон. Эту версию подтверждает то, что Бельмондо, взяв паузу, возобновит поиски режиссера.
Лебовичи препоны лишь заводили, он не испытывал интереса к Месрину, он поклонялся ему: «Плевать, я все равно сделаю фильм и начну его титром „Слава Жаку Месрину“». Моральная поддержка пришла из тюрьмы Сантэ. В августе 1977 года «Либерасьон» опубликовала тайком взятое интервью у отбывавшего двадцатилетний срок Месрина: он с одобрением отзывался о проекте Бельмондо, слухи о котором дошли до камер строгого режима. Непонятно, передал ли Бельмондо в Сантэ синопсис, но в начале 1978 года Месрин написал ему: «Только не пишите в конце слово „конец“. Все еще продолжается». В марте профессиональная пресса информировала о переносе намеченных на апрель съемок — хотя ни о каких съемках давно не шло речи — из-за климатических условий в Канаде, где должны были быть сняты первые эпизоды. В мае 1978-го Месрин бежал из Сантэ: его обращенные к Бельмондо слова наполнились внятным смыслом.
Весной 1979 года Бельмондо встретился в офисе Лебовичи с Жаном Люком Годаром. Тот проявил крайнюю заинтересованность: «Месрин убил много людей. Я тоже хотел бы, но у меня не хватает смелости», но — а что еще можно было от него ожидать — обратил переговоры в клоунаду. Лебовичи завлекал своего протеже-дебютанта Тони Гатлифа, но тот, прочитав первые двадцать страниц «Инстинкта», счел Месрина «жестоким расистом». Гатлиф — последний, кто видел Лебовичи живым: отъезжая от своего офиса на свидание со смертью, Лебо помахал ему рукой.
* * *
Смерть Лебовичи увенчала ряд именно что кинособытий зимы 1984 года. Сразу два человека перебежали дорогу его мечты: 1 февраля в прокат вышел документальный фильм Эрве Палю «Месрин», 29 февраля — игровой «Месрин» Андре Женовеса. Через пять дней после убийства Лебовичи, 10 марта, Женовес на время изымет фильм из проката, чтобы внести исправления по требованию Сильви Жанжако, последней подруги Месрина, и миллионера Лельевра, похищенного Месрином.
С фильмом Палю все очень странно. Дело не в том, что в день премьеры к парижским залам, где демонстрировался фильм, префектура подогнала грузовики с бойцами CRS — французского ОМОНа: власть панически боялась даже мертвого Месрина. Но Палю — спутник жизни Сабрины. Кинокритик Жан Люк Дуэн пишет, что Лебовичи отказался продюсировать фильм, и Палю обратился к некоей «югославской банде». Сабрина, чуть не плача, умолила Лебовичи обеспечить фильму хороший прокат: это было требование «людей, с которыми не шутят». В империи Лебовичи за прокат отвечал Дени Шато. В последний момент он понял, что не наберет «Месрину» обещанные пять залов. Лебовичи позвонил ему и сказал замогильным голосом: «Делайте что хотите, но обеспечьте эти пять залов. Иной вариант исключен. Не спрашивайте почему».
Другие историки напоминают, что фильм Палю шел — и шел для документального фильма очень неплохо — в восьми залах. А как же рассказ Шато? И что это за «юги» — совсем, что ли, дикие горцы, которые из-за дефицита залов пускают четыре пули в затылок императору французского кино?
Югославский след достоин внимания. С одной стороны, спецслужбы маршала Тито, пользовавшиеся услугами рассеянной по миру югославской мафии, славились эффективностью и беспощадностью. Им приписывают уничтожение или похищение с 1946-го по 1990 год около двухсот человек от Австралии до Аргентины, от ЮАР до Дании. Во Франции они отметились десятком акций. Так, 16 октября 1978 года в Париже расстреляли писателя, сторонника «Великой Хорватии» Бруно Бузича. Да, их жертвами были, как правило, политические противники режима, преждевсего хорватские националисты. Да, закордонный террор был ответом на покушения, совершенные усташами или карой за их военные преступления. Но и кино входило в сферу интересов югославской госбезопасности.
Еще в 1962 году белградскую студию «Авала» и весь сербский кинематограф — Тито небезуспешно превращал Югославию в один из центров европейского кинопроизводства — возглавил генерал Радко Дражевич, бывший шеф спецслужб, герой партизанской войны, «балканский Джеймс Бонд», «человек, который убил две тысячи мужчин и переспал с двумя тысячами женщин». В середине 1960-х годов ходили упорные слухи, что от киллеров Дражевича скрывается известный продюсер Рауль Леви. Человек, создавший миф Брижит Бардо, в 1962 году не только разорился на затеянном им мегапроекте «Чудесные приключения Марко Поло» Дени де Ла Пательера с Делоном в главной роли, но и нанес ущерб репутации и финансам самого Тито. Для съемок первого, восьминутного эпизода фильма, который в итоге стоил восемь миллионов франков (бюджет трех среднестатистических французских фильмов), Тито предоставил Леви услуги своей армии и два миллиона долларов.
Юги не юги, но 31 декабря 1966 года Леви, по официальной версии, из-за неразделенной любви к некой двадцатилетней мадемуазель Изабель разворотил себе живот выстрелом из ружья в Сен-Тропезе.
Юги не юги, но полиция, по словам актера Роже Анена, свояка президента Миттерана, интересовалась, не распоряжался ли Лебовичи деньгами знаменитых сутенеров, братьев Земур (8).
* * *
Фильм о Месрине у Лебовича не задался, зато Сабрина продала ему права на переиздание «Инстинкта», и он успел выпустить книгу перед смертью. В предисловии он оспорил закон, который лишал авторских прав осужденных, описавших свои преступления, и назвал Месрина символом свободы, издавать которого — «опасная честь».
Лебовичи не знал, насколько эта честь опасна, хотя в 1973 году едва не погиб от пули чокнутого налетчика Вийоке (3), в будущем незадачливого напарника Месрина. Опасна не только потому, что ему, очевидно, приходилось — да, ладно, «приходилось»: он был от этого в восторге — общаться с непредсказуемыми типами вроде Бесса. Апология Месрина — вызов полиции, относившейся к гангстеру, годами демонстрировавшему свое превосходство, не просто с ненавистью: с ненавистью патологической, животной, распространяющейся на его поклонников. А самосуд был делом привычным если не для полиции, то для спецслужб, особенно теневых. Не дело ли это рук тех самых людей, которые, назвавшись организацией «Честь полиции», в 1979 году убили Пьера Гольдмана (30)?
Но СМИ слаженно и безжалостно открыли огонь по ближайшему другу Лебовичи, гуру его издательской политики — Ги Дебору. В книгопечатании Лебовичи, как и в кино, был императором. В каталоге основанного им 10 октября 1969 года издательства «Шан либре» — авторы интеллектуальные, но в 1970-х модные не меньше, чем поставщики крутых бестселлеров. Бакунин, Берроуз, Булгаков, Гегель, Клаузевиц, Малевич, Маркс, Наполеон, Ницше, Оруэлл, Савинков, Сен-Жюст, Шкловский. Доклад Хрущева на XX съезде, манифесты немецкой «Фракции Красной армии», поэзия эпохи Тан, структуралисты, «Я был агентом Сталина» Вальтера Кривицкого.
По словам Жерара Гегана, коммуниста-диссидента, кинокритика, автора песни из «Китаянки» Годара, Лебовичи «обожал все, что напоминало хэппенинг». И — трогательная приписка — «часто оплачивал всем выпивку».