Если у воды, земли и воздуха было сразу несколько хранителей, то огнепоклонник в компании нашёлся только один, да и того пришлось вывести из числа учредителей после того, как он чуть не поджёг ветхое строение. На Алика Орехова здесь рассчитывали — хотя и не особо надеялись.

Всю дорогу бывший мальчик, говорящий басом, думал о том, сколько же следует запросить за коллекцию спичечных коробков. Одно то, что собирал её не ктонибудь, а он, делает её бесценной. Но музейщики наверняка бедны. А может быть, наоборот — чертовски богаты, и отсчитают столько, сколько он пожелает. Как бы не прогадать? Как бы не напугать?

Не остановившись ни на одной сколько-нибудь осмысленной цифре, Алик решил действовать по обстоятельствам.

Дверь музея была распахнута, и три человека бегали по лестнице с вёдрами. Наверх — с пустыми, вниз — с полными. Где-то под крышей другие люди наполняли эти вёдра водой.

— На! — сунул Алику в руки ведро упитанный очкарик с лакированным коком. — Выльешь там...

«Там» — оказалось на улице. Проследив за следующим бегуном — светловолосой, коротко стриженной девушкой в лыжном костюме, — Алик понял это наверняка и побежал за ней.

Пробежав раз двадцать во двор и обратно, он передал ведро лакированному очкарику, помчался наверх — и увидел настоящий водопад. Вода лилась с прохудившейся крыши на стену и обрушивалась в заботливо подставленный надувной бассейн (то ли оставшийся от детского сада, то ли принесённый сюда как часть экспозиции).

Вскоре водопад иссяк, суета прекратилась, на крышу поднялись рабочие, вооружённые листами жести, вёдра отправились в подвал, и на Алика наконец-то обратили внимание.

— Здорово, что ты нашёлся! — без церемоний заявила девушка в лыжном костюме. — Надеюсь, ты коллекцию сегодня не притащил, а то видишь, что у нас тут творится.

— А надолго у вас это? — осторожно спросил он.

— Весна как всегда наступила внезапно, и оказалось, что наш теремок к ней не готов.

— А может, это водная стихия заметила, что ей отвели самый маленький зал, и протестует! — подсказал проходивший мимо лакированный очкарик. — Ты сколько, кстати, за коллекцию хочешь?

Алик задумался. Музейщиков он представлял себе совсем не так. Да и музей, признаться, выглядел совсем не по-музейному.

— Ну, мы за ремонт-то не брались ещё, ты так не смотри, — сказала девушка в лыжном костюме. — Сейчас с крышей разберёмся, проводку поменяем — и вперёд.

— Так сколько? — повторил очкарик. — Мне это нужно в бюджет внести.

— А давайте я вам её подарю, — сказал Алик и глубоко вздохнул. Казалось бы, он только что отдал совершенно незнакомым людям дело всей своей жизни. Но он не почувствовал себя обделённым: теперь не надо ждать, пока кто-то признает в нём мальчика, говорившего басом, и сделает ему подарок. Теперь он может делать подарки сам. Всем, кому захочет. А кому не захочет — не делать.

— Широко живёшь. Запишем как взнос? — посмотрев на девушку в лыжном костюме, спросил очкарик с коком.

Та утвердительно кивнула.

— Ну что, — ухмыльнулся лакированный, — поздравляю. Теперь ты — один из нас. В ближайшие несколько месяцев тебя ждёт каторжный труд, а при удачном стечении обстоятельств — процент с выручки.

— Да не пугай ты его так! — засмеялась лыжная девушка. — С нами вообще весело, и начальников у нас здесь никаких нет.

— Пусть знает, с кем связался! — страшным голосом сказал лакированный кок. — Мы, кстати, тут ещё и ночуем иногда. Основную работу никто ведь не отменял.

— Вот что-что, а ночевать здесь я буду с особенным удовольствием! — заявил Алик.

«Не снижай планку! — твердили ему родители. — Помни, кем ты был! А то станешь никем, и будут звать тебя никак, и никому ты не будешь нужен!»

А он всё-таки не послушался, снизил планку, стал обычным, самым обычным человеком. И в кои-то веки почувствовал, что кому-то нужен.

Константин Петрович сидел за кухонным столом и вяло ковырял вилкой котлету. Нужно было хоть что-то съесть, но вместо этого он снова и снова перечитывал сегодняшние SMS — сначала те, которые он отправил Маше, а потом те, что получил от неё в ответ. Где он опять допустил ошибку? В чём просчёт?

Сначала ведь всё было как в волшебном сне — он отправил ей тот самый «важный документ», написанный по-французски. Получил в ответ предложение немедленно приехать в Париж, потому что там такая весна, какой нигде не бывает, и такие новости, о каких можно рассказать только лично, и кое-кто хочет взять у него мастер-класс, а ещё тут есть замечательный уличный музыкант, которого Константину Петровичу обязательно нужно услышать. Он ответил, что прямо сейчас поехать не сможет: во-первых, дела, вовторых, виза, в-третьих, как-то это всё слишком спонтанно.

На это Маша написала: «Время есть», — как всегда, латиницей: «Vremja est». А на следующую SMS не отреагировала.

Превратив котлету в мясное пюре, Константин Петрович отложил телефон и уставился в потолок, вспоминая сегодняшнюю беседу с Виталиком.

Техник, судя по всему, собирался смыться с работы пораньше, оправдываясь тем, что ему, дескать, поручили следить за настроением Модели Событий, а именно сейчас её настроение под угрозой. Проверить его слова было невозможно — Константин Петрович предпочёл бы съесть недельный отчёт, чем ещё раз пообщаться с Вероникой.

— Конечно, — снисходительно произнёс он, — легко быть безответственным, когда от тебя не ждут многого. А мне ещё нужно отправить отчёты филиала в Москву, рассчитать с Лёвой промо-акцию, чтобы он опять не вылез из бюджета, то, сё, ещё объяснительные ваши читай. Столько дел — за всеми надо уследить.

— Ты забыл самый главный проект, — прыгая по приёмной в одном кроссовке, заявил Виталик.

Паника метнулась за стёклами очков коммерческого директора. Но он тут же взял себя в руки.

— Какой же? — небрежно спросил он.

— Самый главный проект — это твоя жизнь! — ответил Виталик, вытаскивая из-под стеллажа вторую кроссовку. И сразу, без перехода, чтобы не дать собеседнику впасть в медитативную задумчивость, продолжал, указывая на пачку записок у него в руках:

— Ну как, хорошо я объяснился? Убедительно?

— Поубедительнее прочих. Но расслабляться не стоит. Надо стараться быть лучше, потому что всегда есть, к чему стремиться.

— Не надо постоянно куда-то стремиться, — огорошил его Виталик. — Ты и так лучший — постой немного на пьедестале почёта и просто отдохни. Поверь, ты никогда не пропустишь начала следующих соревнований. Ты настолько безупречен, что можешь позволить себе некоторую небрежность.

Смешно. А может быть, что-то в этом есть? Константин Петрович вновь потянулся к телефону. И всётаки что же он сделал не так? Начнём с последней SMS от Маши.

«Время ест», неожиданно прочитал он. «Хронос пожирает меня со страшной силой, а я не сопротивляюсь». И это был последний и решающий волшебный пинок на пути в Париж.