И Блэр перешел к аргументации в пользу принятия пятилетних стратегических планов. Потом наступила моя очередь, и я, как и во время своего выступления на заседании кабинета в начале месяца, рассказал о достигнутом прогрессе и представил статистические данные. Главным был акцент на необходимости продолжения радикальных реформ. При каждой возможности я подчеркивал, что правительственные данные подтверждались независимыми источниками, например, мнением Счетной комиссии.

Самой сложной была часть о борьбе с уголовной преступностью. Мы решили ничего не преувеличивать и не приукрашивать, и я представил данные, из которых следовало, что шанс стать жертвой уголовного преступления был в тот период ниже, чем когда-либо с 1981 г., когда впервые появилась подобная статистика. Тем не менее сохранялись реальные проблемы с насилием и преступлениями, совершенными в состоянии алкогольного опьянения (здесь правительству еще предстояло многое сделать), а также с преступлениями с применением огнестрельного оружия, число которых сначала увеличилось, но потом их рост остановился, хотя контролировать эти преступления все еще не удавалось. Как всегда, при общем снижении преступности были отдельные виды правонарушений, число которых увеличивалось. В заключение я сказал:

Блэр поблагодарил меня и предложил журналистам задавать мне вопросы. Как и можно было предвидеть, и к некоторому моему сожалению, они сразу перешли к заготовленным вопросам о том, станет ли Питер Манделсон новым комиссаром от Великобритании в Европейской комиссии, и снова заговорили о ситуации в Ираке. Я молча простоял за трибуной минут 20, потом сел.

Блэр, как всегда, продемонстрировал свое мастерство в этом жанре, умение сочетать быстроту реакции, глубокое понимание вопросов и остроумие. В тот день в помещении было очень жарко, и через час журналистам явно хотелось уйти, вместо того чтобы продолжать тщетные попытки вывести Блэра из равновесия. Тогда, чтобы развеселить их, под конец он сказал: «Ну, хорошо, прежде чем мы попрощаемся с вами, поскольку я понимаю, как вам понравилось выступление Майкла, он повторит его прямо сейчас». Журналисты нервно рассмеялись, и все закончилось. Тони О’Коннор, который вместе с Кейт Миронидис без устали трудился над подготовкой таблиц для презентации, всю пресс-конференцию просидел рядом с представителем одной известной желтой газетенки. Как он сказал, по мере того как таблицы одна за другой появлялись на экране, журналист негромко твердил: «Чушь собачья… Чушь собачья… Чушь собачья…»

Весь следующий день (23 июля 2004 г.) я провел за работой, но сначала просмотрел прессу. В очерках жаловались на духоту и скуку («Казалось, что нам читали лекцию говорящие часы», – написал Квентин Летс в газете «Daily Mail»)[150], но новостные материалы в основном осветили мое выступление точно и без комментариев. Более серьезные политические обозреватели, как, например, Питер Ридделл в газете «Times», отреагировали на поставленные нами вопросы: «Самое важное на пресс-конференции на Даунинг-стрит, посвященной окончанию парламентской сессии, сказал не Тони Блэр, а Майкл Барбер… Журналисты, как правило, оставляют без внимания [его] ежегодное выступление о ходе реформ, считая, что им приходится скучать эти 10 минут, пока, наконец, не удается перейти к настоящей политике». Далее Ридделл выражал одобрение всему, что я сказал, но потом проницательно, хотя не без скептицизма, вопрошал: как далеко мы зайдем в своем стремлении добавить права выбора и конкуренции, и что случится, когда сократятся темпы роста государственных расходов? Однако главным программным политическим заявлением дня стало высказывание Блэра о том, что «мы только что опубликовали стратегические планы на пять лет. и я хочу добиться их осуществления». В дискуссиях о том, сколько еще времени Блэру необходимо оставаться на посту премьера, эти слова играли роль четко сформулированных обязательств.

Вскоре после окончания летних отпусков, в конце сентября, Блэр, ко всеобщему удивлению, пошел еще дальше и сказал, что если победит на предстоящих выборах, то проработает полный срок, но снова на выборы не пойдет. Я слушал программу «Today» («Сегодня»), когда прозвучало это сообщение, и остался дома до 8 часов, чтобы снова прослушать новости и убедиться, что понял все правильно. Надо сказать, что тот сентябрь оказался для Блэра весьма нелегким. В первую неделю после возвращения из отпуска он произвел перестановки среди министров. Благодаря им в рамках секретариата Кабинета министров возникла сильная команда под руководством Алана Милбурна, возвратившегося из собственноручно организованной ссылки и поддерживаемого Рут Келли. Они должны были отвечать за стратегическое планирование, а нашей Группе предстояло по-прежнему заниматься своим делом.

Меня самого эти перемены затронули только отчасти. Блэр согласился сняться на групповой фотографии со всеми сотрудниками Группы в качестве поощрения за отличную работу. Мы, как и планировалось, собрались в саду резиденции премьера, на Даунинг-стрит, 10, и смогли наблюдать (но не слышать), как Блэр беседует на террасе с министрами, которые приходили и уходили один за другим. Когда делались снимки, Блэр сказал членам Группы: «Не все реформы правительства срабатывают, но ваша Группа. отработала отлично». Позже он поставил свой автограф на фотографиях, которые получил каждый из них. Я упоминаю об этом как о единственном событии с моим участием, потому что на той неделе Саймон Дженкинс написал в газете «Times», что мы с Эндрю Адонисом готовили для Блэра списки «передовых министров». Для придания своему материалу убедительности, он уверил читателей: «И я не шучу». Не могу сказать, стали ли после этого относиться ко мне с большей серьезностью заместители министров, но точно знаю, что правды в той статье не было (и я на самом деле не шучу).

Осенью 2004 г. больше всего меня беспокоило, что вопреки моей презентации кабинету в июле Блэр и его министры будут больше сосредоточены на долгосрочной повестке и политике предвыборного периода, чем на задаче добиваться результатов. В действительности, когда Блэр возвратился с каникул, он настоял, чтобы итоговые совещания сохранились, и, хотя он пропустил одно или два, его участие в них давало мощный сигнал коллегам по кабинету.

И это было важно, поскольку, невзирая на ту энергию движения, которая возникла за предыдущие 12 месяцев, сохранялись значительные риски, а в тех случаях, когда прогресс начинался с очень низких показателей, он часто происходил недостаточно быстро и был небольшим. Сам я удостоверился в этом на примере железнодорожного сообщения, когда посетил диспетчерскую на вокзале Ватерлоо, а потом сел на поезд в Уокин вместе с ключевыми руководителями, которые докладывали о том, насколько улучшились показатели их работы за предыдущий год и какие остались риски. Они считали, что положительную роль в их достижениях сыграли решение руководства железных дорог о введении в штат ремонтников, а также сокращение сроков ликвидации технических неисправностей и более качественное и долгосрочное планирование. Их беспокоило, что погода осенью 2004 г. могла оказаться не такой хорошей, как в предыдущем году, но, по крайней мере, сказали они, у них был план. К сожалению для них, пока мы обо всем так хорошо говорили, поезд пришел в Уокин с опозданием на 20 минут из-за поломки электровоза в предыдущем составе.