У тебя большие неприятности, Клара, говорит мое сердце.

— Давай, — говорю я, когда мы последние секунды парим над дорогой Фокс Крик. — Пошли со мной.

Мы долго стоим на улице, перед парадной дверью. Уже темно. Горит фонарь на крыльце. Мотылек бьется о стекло снова и снова в своеобразном ритме. Я складываю крылья и заставляю их исчезнуть. Поворачиваюсь к Кристиану. Мы уже без крыльев, но он выглядит так, будто ему хочется сейчас улететь и никогда не возвращаться. Притвориться, что ничего этого не произошло. Что не было пожара. Что мы не знаем того, что знаем, и что все не так ужасно запутано.

— Все хорошо. — Не знаю, говорю ли я это себе или ему.

Это мой дом, великолепный, уединенный деревянный дом, в который я влюбилась одиннадцать месяцев назад, но теперь я здесь чужая. Так много изменилось за прошедшие несколько часов. Мой разум переполнен всем, что я сегодня видела, что пережила: битва со злыми ангелами, лесные пожары, и последствия того, что я совершила. Кристиан жив, он стоит здесь, выглядя таким же нервным, как и я, перепачканный в саже, но прекрасный, и он представляет собой намного больше, чем я ожидала. Как ни крути, а я провалила свое задание. Не знаю, что теперь будет. Я знаю только то, что мне придется с этим столкнуться.

Я слышу шум позади нас, мы резко оборачиваемся и всматриваемся в сгущающуюся тьму. Кто-то летит нам на встречу между деревьями. Я не знаю, предупрежден ли Кристиан о существовании Черного Крыла, но инстинктивно мы беремся за руки, словно это наше последнее мгновение на земле.

Оказалось, что это Джеффри. Он приземляется на край газона, с расширенными глазами, как будто за ним кто-то гнался. Его рюкзак перекинут через плечо, он поддерживает его одной рукой, чтобы тот не мешал крыльям. Он поворачивается, чтобы посмотреть на подъездную дорожку. В то мгновение, когда он поворачивается ко мне спиной, все, что я вижу — это его крылья. Перья почти черные, цвета свинца.

— Это твой брат? — спрашивает Кристиан.

Джеффри слышит его и поворачивается так, будто готов к драке. Когда он обнаруживает нас на крыльце, он поднимает руку, чтобы прикрыть глаза от света лампы, и прищуривается, чтобы опознать нас.

— Клара? — зовет он. Это напоминает мне время, когда он был еще маленьким. Он боялся темноты.

— Это я, — я отвечаю. — С тобой все хорошо?

Он делает несколько шагов в круг света. Его лицо вспышка белого в темноте. Он пахнет сгоревшим лесом.

— Кристиан? — спрашивает он.

— Собственной персоной, — отвечает Кристиан.

— Ты сделала это. Ты спасла Кристиана, — говорит Джеффри. В его голосе звучит облегчение.

Я не могу отвести взгляд от его потемневших крыльев. — Джеффри, где ты был?

Он взлетает над крышей, приземляясь точно перед широко открытым окном своей спальни.

— Тебя искал, — в напряженной тишине говорит он, прежде чем нырнуть внутрь. — Не говори маме.

Я поднимаю глаза к беззвездному небу.

— Давай зайдем внутрь, пока еще чего-нибудь не случилось, — говорю я Кристиану.

— Подожди. — Он поднимает руку, словно собирается прикоснуться к моему лицу. Я вздрагиваю, и он тоже вздрагивает. Его рука останавливается в нескольких дюймах от моей щеки, в почти такой же позе, как это было сотни раз в моих видениях. Мы оба это знаем.

— Прости, — говорит он. — У тебя грязь. — Он медлит, как будто тщательно взвешивая свое решение, и его пальцы слегка касаются моей кожи. Он мягко проводит большим пальцем по моей щеке, оттирая пятнышко грязи. — Все. Чисто.

— Спасибо, — робко говорю я.

В этот момент дверь открывается, Такер стоит по другую сторону, пристально глядя на нас, сначала на меня, его взгляд скользит по мне, осматривая с головы до пят, чтобы убедиться, что я цела, затем на Кристиана и его руку, которую он все еще держит около моего лица. Я вижу, как выражение его лица переходит от любви и беспокойства к чему-то мрачному, к покорной решимости, которую я видела, когда он порвал со мной. Я отшатываюсь от Кристиана.

— Такер, — говорю я. — Рада, что ты еще здесь.

Я бросаюсь в его объятия. Он крепко обнимает меня.

— Я не мог уйти, — говорит он.

— Знаю.

— Я имею в виду буквально. Мне не на чем ухать.

— А где мама?

— Она спит на диване. Кажется, она в порядке, просто устала. Она не очень хотела со мной разговаривать.

Кристиан неловко прочищает горло.

— Мне пора, — говорит он.

Я колеблюсь. Я хотела привести его домой и посидеть вместе с ним и мамой, рассказать его часть истории, попытаться выяснить, что все это значит. Теперь это кажется невозможным.

— Поговорим позже, — говорит он.

Я киваю.

Он быстро поворачивается и спускается с крыльца.

— Как ты доберешься до дома? — спрашивает Такер.

Мгновение Кристиан смотрит мне в глаза.

— Я позвоню дяде, — медленно отвечает он. — Я пойду к дороге, чтобы встретиться с ним. Я живу недалеко.

— Хорошо, — говорит Такер, очевидно смущенный.

— Увидимся позже, — говорит он, поворачивается к нам спиной и убегает в темноту.

Я тяну Такера в дом прежде, чем он увидит, как Кристиан улетает.

— Итак, ты и с ним улетела от пожара, да? — спрашивает он после того, как я закрываю дверь.

— Это долгая история и я пока многого не понимаю, да и кое-что пока не хочу рассказывать.

— Но все закончилось? То есть пожар закончился? Ты выполнила свое предназначение?

Слова кажутся ножами, вонзающимися в меня.

— Да. Все закончилось.

И это правда. Пожар закончился. Мои видения закончились. Так почему у меня такое чувство, что я снова его обманываю?

— Спасибо, что спасла меня сегодня, — говорит Такер.

— Ничего не могла с этим поделать, — говорю я, пытаясь пошутить, но никто из нас не улыбается. Так же никто из нас не говорит «я тебя люблю», но мы оба хотим. Вместо этого я предлагаю отвезти его домой.

— Мы полетим? — нерешительно спрашивает он.

— Я думала взять машину.

— Ладно.

Он наклоняется и пытается оставить быстрый джентльменский поцелуй у меня на губах. Но я не даю ему отстраниться. Я хватаю его за футболку и держу, обрушивая свои губы на его, пытаясь вложить в этот поцелуй всю себя, все, что я чувствую, все, чего до сих пор боюсь, всю свою любовь, такую сильную, что она причиняет боль. Он стонет и запускает руки в мои волосы, активно отвечает на поцелуй, ведя меня назад, пока моя спина не упирается в стену. Меня трясет, но я не знаю, моя ли это дрожь или его. Я знаю только то, что не хочу, чтобы он снова ушел.