Если бы он дал полную волю собственному телу, то невидимый жёлоб вышвырнул бы его прочь буквально через несколько минут – очень уж гладок он был, да и угол наклона имел такой, что не приведи Господь. Ни один спортивный комиссар, находящийся в здравом уме, не выдал бы лицензию на эксплуатацию такой трассы. Риск, господа!

А острожане – ничего, катались. Ещё и нахваливали.

Темняк уже давно вырос из того возраста, когда и на срам, и на секс, и на кайф, и на риск идут ради спортивного интереса, а потому ни на секунду не забывал о тормозной пластине, которую держал перед собой на манер ресторанного подноса, лишь иногда, для надёжности, перехватывая за переднюю кромку.

Чуть перекосил ее, ослабив тем самым давление на стенки – и поедешь быстрее. Поставил точно поперёк жёлоба – вообще остановишься.

Быстро освоив эту нехитрую науку, он катился вниз со стабильной скоростью автомобиля «Запорожец», собственным ходом следующего на последний капремонт.

Мимо проносились зеркальные стены, ряды параллельных щелей, потоки энергии, не нуждающейся ни в каких проводниках, грандиозные карнизы, грубый камень цоколя. Ветер свистел в ушах да поскрипывала тормозная пластина.

Скоро показалось и дно рукотворного ущелья – улица Колодцев, заваленная свежим мусором.

Завидев первый ориентир, о котором его предупреждал Тыр – косой крест, измалёванный бурой краской – Темняк начал плавно снижать скорость, а возле второго – треугольника – вообще остановился. Жёлоб обрывался саженей через десять, а до земли было ещё далеко.

Размотав заранее припасённую верёвку, он сложил её пополам, свободные концы сбросил вниз, а оставшуюся в руках петлю накинул на шип, тоже невидимый, выступавший над краем бортика.

Придерживаясь сразу за оба конца, он спустился на землю и стянул всю верёвку вниз. Теперь никто из посторонних не догадался бы, что здесь берет начало знаменитая лестница в небо, на самом деле оказавшаяся скользкой дорожкой из поднебесья в преисподнюю.

Утро уже перешло в день, а на улицах ещё почти никого не было – острожане любили поспать подольше. Темняк вновь вдохнул полузабытый запах свалки и по самые щиколотки погрузился в мусор, сброшенный минувшей ночью. За время, проведённое им на верхотуре, здесь ничего не изменилось – ни к лучшему, ни к худшему.

Первым делом нужно было переодеться – коротких штанишек в Остроге никто не носил – и Темняк отправился на улицу Одежек, где у него имелись весьма обширные связи.

Издали завидев раннего прохожего, он сворачивал в сторону, да и те не очень-то стремились к встрече с полуодетым человеком, похожим на жертву вконец обнаглевших ночных грабителей.

Вся семья его давнего приятеля Кнока уже проснулась и завтракала свежими лепешками, запивая их подслащённой водой. Кисель с утра полагался только главе семьи.

Темняк вежливо поздоровался и, ожидая, пока завтрак закончится, остался стоять в тени, у входа. Его появление никого не удивило – заказчики сюда частенько наведывались спозаранку.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Кнок, допивая кисель, до которого был большим охотником. – Шью я, чтоб ты знал, быстро. Сегодня снимем мерку, а дней через десять приходи. Получишь всё в лучшем виде. Моя цена, надеюсь, тебе известна?

– Мне бы в долг одеться, – смиренно сказал Темняк, продолжая держаться в отдалении. – И желательно во что-то уже готовое. Ждать десять дней мне недосуг. Уж окажи такую милость, Кнок Одёжка.

Портняжка поперхнулся киселем и сделал своим домашним жест, означавший: «Пошли все вон!»

Когда столовая, являвшаяся одновременно и примерочной, опустела, Кнок срывающимся голосом произнес:

– Прости, что встать не могу… Ноги отобрало… Это ты?

– Может, я, – сказал Темняк, выходя на свет. – А может, и не я. Откуда мне знать, кого ты имел в виду.

– Это ты, – упавшим голосом повторил Кнок.

– Почему же так нерадостно?

– Наоборот… Такая у меня натура. Другие от радости до потолка прыгают, а на меня паралич нападает, – пояснил Кнок. – Всю жизнь так было. Я даже на молодую жену только с пятого или шестого раза сумел залезть. Очень уж перед этим радовался… А ты, значит, сразу ко мне?

– Как водится. Где ещё в Остроге можно прилично одеться, как не у тебя.

– А что это сейчас на тебе надето? – Кнок даже прищурился, чтобы лучше видеть. – В каких краях такие наряды носят?

– На верхотуре, – Темняк не собирался ничего скрывать.

– У Хозяев, стало быть, гостил?

– Можно сказать и так, – скромно признался он.

– Как же они тебя назад-то отпустили?

– Да я, собственно говоря, и не спрашивал. Мне там указчиков нет… Ты насчёт одежды всё же расстарайся. Мой случай, сам понимаешь, особый.

– Понимаю. Как не понимать…

Кнок, к которому вернулась прежняя прыть, выбежал в смежное помещение и извлек оттуда целый ворох самых разнообразных нарядов, среди которых были и женские. Если паралич конечностей у него благополучно прошёл, то с головой по-прежнему творилось что-то неладное.

Спустя четверть часа Темняк выглядел, словно состоятельный жених, хотя носить всё это великолепие ему оставалось недолго. Завтра, примерно в это же время, обновки должны были окраситься на Бойле его собственной кровью.

– Обувку позволь у тебя позаимствовать, – сказал Темняк напоследок. – Авось когда-нибудь и сочтемся.

– Бери, бери, – Кнок разулся в мгновение ока. – Может, тебе ещё что-нибудь надо? У меня жилетик имеется собственного изготовления. Из «хозяйской жилы» связан. Да так плотно, что не всякое шило проткнет. Если ты в тех людях, с которыми собираешься встретиться, не совсем уверен, то лучше поддеть его под рубашку. Лишняя предосторожность никогда не повредит.

– И то верно, – согласился Темняк. – Верить сейчас никому нельзя… Тащи сюда свой жилетик, а заодно и пару спиралей на всякий случай захвати. Вдруг мне в носу захочется поковыряться.

Пока Темняк переодевался, младшая дочка Кнока, обожавшая подслушивать и подглядывать, успела оповестить о случившемся всех соседей.

На веру её слова не очень-то принимали (ещё та была пустомеля), но на всякий случай выходили на порог, особенно после того, как девчонка доложила, что Темняк Опора заявился к папаше почти что голым и сейчас они обсуждают ближайшие планы переустройства Острога.

Короче говоря, стоило только разряженному в пух и прах Темняку появиться на улице, как вокруг него моментально собралась толпа.

Перебрасываясь с ошарашенными зеваками шуточками, Темняк отправился на свою прежнюю квартиру, по слухам, превращенную в храм. Там он рассчитывал застать тех, кто нынче являлся его правопреемниками и местоблюстителями. Народ повалил за ним валом, словно вышедшая из берегов река.

Скоро продвигаться вперед стало практически невозможно, и Темняк даже пожалел о том, что с ним нет сейчас верного Годзи, который на улицах Острога вполне заменял бронированный «Роллс-Ройс» представительского класса.