ядерного удара. Один из военных помощников, ответственный за переноску футбольного мяча, объяснил протоколы так же спокойно и методично, как кто-то может описать, как программировать видеомагнитофон. Подтекст был очевиден.

Вскоре я буду наделен полномочиями взорвать мир.

Накануне вечером Майкл Чертофф, министр внутренней безопасности президента Буша, позвонил нам и сообщил о достоверных разведданных, согласно которым четверо граждан Сомали планируют террористический акт на церемонии инаугурации. В связи с этим и без того массивные силы безопасности вокруг Национального молла будут усилены. Подозреваемые — молодые люди, которые, как предполагалось, прибыли через границу из Канады, — все еще были на свободе. Не было никаких сомнений в том, что мы продолжим мероприятия на следующий день, но, чтобы обезопасить себя, мы обсудили с Чертоффом и его командой различные непредвиденные обстоятельства, а затем поручили Аксу составить инструкции по эвакуации, которые я бы дал толпе, если бы нападение произошло, когда я был на сцене.

Преподобный Джейкс завершил свою проповедь. Последняя песня хора наполнила святилище. Никто, кроме горстки сотрудников, не знал о террористической угрозе. Я даже не сказал Мишель, не желая усугублять дневной стресс. Никто не думал о ядерной войне или терроризме. Никто, кроме меня. Оглядывая людей на скамье — друзей, членов семьи, коллег, некоторые из которых ловили мой взгляд и улыбались или махали руками от волнения, — я понял, что это теперь часть моей работы: поддерживать внешнее ощущение нормальности, поддерживать для всех фикцию, что мы живем в безопасном и упорядоченном мире, даже когда я смотрел в темную дыру случайностей и готовился, как мог, к тому, что в любой момент в любой день может ворваться хаос.

В девять пятьдесят пять мы прибыли к северному портику Белого дома, где президент и миссис Буш поприветствовали нас и провели внутрь, где Байденс, вице-президент Чейни и его семья, лидеры Конгресса и их супруги собрались на короткий прием. За пятнадцать минут до назначенного времени наши сотрудники предложили нам пораньше отправиться в Капитолий, чтобы учесть, по их словам, массовое скопление людей. Мы загрузились в ожидающие нас машины парами: сначала лидеры Палаты представителей и Сената, затем Джилл Байден и миссис Чейни, Мишель и миссис Буш, Джо Байден и вице-президент Чейни, а мы с президентом Бушем ехали сзади. Это было похоже на посадку на Ноев ковчег.

Это был мой первый раз в "Звере", огромном черном лимузине, используемом для перевозки президента. Усиленный, чтобы выдержать взрыв бомбы, он весит несколько тонн, с плюшевыми черными кожаными сиденьями и президентской печатью, вышитой на кожаной панели над телефоном и подлокотником. Когда двери "Зверя" закрываются, они глушат все звуки, и пока наша колонна медленно катилась по Пенсильвания-авеню, пока я вел светскую беседу с президентом Бушем, я смотрел из пуленепробиваемых окон на толпы людей, которые все еще направлялись в торговый центр или уже заняли места вдоль маршрута парада. Большинство, казалось, были в праздничном настроении, радостно кричали и махали руками, когда кортеж проезжал мимо. Но, свернув за угол на последнем участке маршрута, мы наткнулись на группу протестующих, скандирующих в рупоры и держащих в руках таблички с надписями INDICT BUSH и WAR CRIMINAL.

Видел ли их президент, я сказать не могу — он был погружен в восторженное описание того, каково это — убирать кустарник на своем ранчо в Кроуфорде, штат Техас, куда он направился сразу после церемонии. Но я почувствовал тихий гнев от его имени. Протестовать против человека в последний час его президентства казалось некрасивым и ненужным. В целом, меня беспокоило то, что эти протесты в последнюю минуту говорили о разногласиях, происходящих в стране, и об ослаблении тех границ приличия, которые когда-то регулировали политику.

Полагаю, в моих чувствах была доля корысти. Через несколько часов на заднем сиденье "Зверя" буду ехать только я. Я полагал, что пройдет не так уж много времени, прежде чем в мою сторону начнут направлять сигнальные рога и знаки. Это тоже было частью работы: найти способ не принимать такие нападки близко к сердцу, избегая при этом искушения закрыться от тех, кто кричит по ту сторону стекла, как, возможно, слишком часто делал мой предшественник.

Мы поступили мудро, выехав пораньше; улицы были забиты людьми, и к тому времени, как мы прибыли в Капитолий, мы отставали от графика на несколько минут. Вместе с Бушами мы прошли в офис спикера для рукопожатий, фотографий и инструкций, прежде чем участники и гости — включая девочек и остальные члены наших семей — начали выстраиваться в процессию. Нам с Мишель показали Библию, которую мы взяли в Библиотеке Конгресса для принесения присяги, — небольшой толстый том, обтянутый бордовым бархатом с позолоченными краями, ту самую Библию, которую использовал Линкольн для своей собственной присяги. Затем настала очередь Мишель уходить, оставив меня, Марвина и Реджи на мгновение одних в комнате для задержанных, как в старые добрые времена.

"Есть что-нибудь в зубах?" спросил я с преувеличенной улыбкой.

"Ты молодец", — сказал Марвин.

"Там холодно", — сказал я. "Прямо как в Спрингфилде".

"Еще несколько человек", — сказал Реджи.

Военный помощник просунул голову в комнату и сказал, что пора. Я похлопал Реджи и Марвину в ладоши и последовал за комитетом Конгресса по длинным коридорам, через ротонду Капитолия и Национальный зал статуй, мимо рядов доброжелателей, выстроившихся вдоль стен, мимо почетных караулов, отдающих честь каждому шагу, пока, наконец, не оказался у стеклянных дверей, ведущих на инаугурационную платформу. Сцена за дверью была потрясающей: Толпа покрывала торговый центр непрерывной плоскостью, простираясь далеко за монумент Вашингтона и до мемориала Линкольна, а сотни тысяч ручных флагов, наверное, мерцали под полуденным солнцем, как поверхность океанского течения. На краткий миг, перед тем как зазвучали трубы и меня объявили, я закрыл глаза и произнес молитву, которая привела меня сюда, и которую я буду повторять каждую ночь, когда стану президентом.

Молитва благодарности за все, что мне было дано. Молитва о том, чтобы мои грехи были прощены. Молитва о том, чтобы моя семья и американский народ не пострадали.

Молитва о руководстве.

Тед Соренсен, друг, доверенное лицо и главный спичрайтер Кеннеди, с самого начала поддерживал меня. К моменту нашей встречи ему было почти восемьдесят, но он все еще был острым и остроумным. Он даже путешествовал от моего имени, будучи убедительным, хотя и слегка поднаторевшим в ведении кампании суррогатом. (Однажды, когда наш кортеж мчался по шоссе во время ливня в Айове, он наклонился вперед и крикнул агенту за рулем: "Сынок, я полуслепой, но даже я