резиденцию нового национального правительства — для принятия присяги. Его приветствовала десятитысячная толпа. Была принесена присяга, после чего раздались крики "Да здравствует Джордж Вашингтон" и салют из тринадцати пушек. Вашингтон произнес приглушенную пятнадцатиминутную инаугурационную речь, но не перед толпой, а перед членами Конгресса в их плохо освещенном импровизированном зале. Затем он отправился на службу в близлежащую церковь.

После этого Отец нашей страны мог спокойно заниматься своими делами, чтобы Америка пережила его.

Со временем президентские инаугурации становились все более замысловатыми. В 1809 году Долли Мэдисон устроила первый инаугурационный бал в новой столице, где четыреста человек выложили по четыре доллара за привилегию присутствовать на самом крупном светском мероприятии, которое до того момента проводилось в Вашингтоне. В соответствии со своей репутацией популиста Эндрю Джексон открыл двери Белого дома для нескольких тысяч своих сторонников во время инаугурации в 1829 году; пьяная толпа так разбушевалась, что Джексон, как говорят, сбежал через окно.

Во время своей второй инаугурации Тедди Рузвельт не ограничился военными процессиями и марширующими оркестрами — он пригласил ковбоев и вождя апачей Джеронимо. А когда в 1961 году настала очередь Джона Кеннеди, инаугурация превратилась в многодневное телевизионное зрелище с выступлениями известных музыкальных исполнителей, чтением поэта-лауреата Роберта Фроста и несколькими шикарными балами, где ведущие голливудские знаменитости могли посыпать звездной пылью банкиров и каблуков нового президента. (Фрэнк Синатра, очевидно, сделал все возможное, чтобы вечеринки стали достойными Камелота, хотя ему пришлось вступить в неловкий разговор со своим другом и коллегой по "Крысиной стае" Сэмми Дэвисом-младшим, когда Джо Кеннеди сообщил, что присутствие Дэвиса и его очень белой шведской жены на инаугурационных балах может не понравиться южным сторонникам Кеннеди и поэтому их следует отговорить).

Учитывая тот ажиотаж, который вызвала наша кампания, ожидания от моей инаугурации, запланированной на 20 января 2009 года, были высоки. Как и в случае с демократическим съездом, я не имел особого отношения к деталям ее проведения, будучи уверенным, что созданный нами комитет и организатор моей кампании Алисса Мастромонако (Alyssa Mastromonaco) (в то время она должна была стать моим директором по бегущим делам) все хорошо подготовили. Вместо этого, пока возводились сцены и устанавливались трибуны по маршруту парада в Вашингтоне, Мишель, девочки и я отправились на Гавайи на Рождество, где в перерывах между последними назначениями в кабинете министров, ежедневными консультациями с моей экономической командой и ранней работой над инаугурационным обращением я пытался перевести дух.

Мы с Майей провели день, перебирая личные вещи Тота, а затем прогулялись по тому же скалистому выступу у бухты Ханаума, где мы окончательно попрощались с матерью и развеяли ее прах над океаном внизу. Я организовал игру в баскетбол с некоторыми из моих бывших школьных товарищей по команде. Наши семьи пели рождественские гимны, пекли печенье и дебютировали в ежегодном шоу талантов (папы были справедливо признаны наименее талантливыми). У меня даже был шанс заняться бодисерфингом на Сэнди-Бич, одном из моих любимых мест в юности. Сбивая мягко разбивающуюся волну, свет, завивающийся от движения воды, и небо, прочерченное полетом птиц, я мог на мгновение притвориться, что меня не окружают несколько одетых в мокрые костюмы морских котиков, что катер береговой охраны вдалеке не имеет ко мне никакого отношения, что фотографии меня без рубашки не попадут позже на первые страницы газет по всему миру с заголовками типа "ВПЕРЕД НА ОФИС". Когда я наконец подал сигнал, что готов идти, руководитель моей команды безопасности в тот день — сардонический агент по имени Дэйв Бич, который был со мной с самого начала и знал меня как друга, — наклонил голову, вытряхнул воду из ушей и сказал совершенно серьезно: "Надеюсь, тебе это понравилось, потому что это последний раз, когда ты сможешь сделать это в течение долгого, долгого времени".

Я рассмеялся, понимая, что он шутит… или шутит? Кампания и ее непосредственные последствия не оставили времени для размышлений, поэтому только во время этой короткой тропической интерлюдии у всех нас — друзей, семьи, сотрудников, секретной службы — был шанс обдумать произошедшее и попытаться представить, что еще предстоит. Все выглядели счастливыми, но слегка неуверенными, не знающими, можно ли признать странность происходящего, пытающимися понять, что изменилось, а что нет. И хотя она не показывала этого, никто не чувствовал эту неуверенность так остро, как будущая первая леди Соединенных Штатов.

В ходе кампании я наблюдал, как Мишель приспосабливается к новым обстоятельствам с непревзойденным изяществом, очаровывает избирателей, берет интервью, совершенствует стиль, который показывает, что она одновременно шикарна и доступна. Это была не столько трансформация, сколько усиление, ее сущностная "Мишель-сущность" была отполирована до блеска. Но при всем ее растущем комфорте от пребывания на публике, за кулисами Мишель отчаянно пыталась выкроить какую-то зону нормальной жизни для нашей семьи, место за пределами искажающего влияния политики и славы.

В течение нескольких недель после выборов это означало, что она бросилась решать задачи, которые могут возникнуть у любой пары, когда ей приходится переезжать на новое место работы. С типичной эффективностью она сортировала вещи. Она упаковывала вещи. Она закрывала счета, следила за тем, чтобы наша почта пересылалась, и помогала Медицинскому центру Чикагского университета планировать ее замену.

Однако в центре ее внимания были наши дочери. На следующий день после выборов она уже организовала тур по школам округа Колумбия (и Малия, и Саша вычеркнули из своего списка школы для девочек, остановившись на Sidwell Friends, частной школе, основанной квакерами, и той же школе, в которой училась Челси Клинтон) и поговорила с учителями о том, как организовать перевод девочек в классы в середине года. Она спрашивала совета у Хиллари и Лоры Буш о том, как оградить их от прессы, и спрашивала Секретную службу о том, как сделать так, чтобы охрана девочек не мешала свиданиям и футбольным матчам. Она ознакомилась с работой резиденции Белого дома и убедилась, что мебель в спальнях девочек не будет выглядеть как что-то из Монтичелло.

Не то чтобы я не разделяла стресс Мишель. Малия и, особенно, Саша были такими маленькими в 2008 году, с косичками и косами, отсутствующими зубами и круглыми щечками. Как Белый дом повлияет на их детство? Не изолирует ли он их? Сделает ли он их угрюмыми или правоверными? По вечерам я внимательно слушал, как Мишель сообщала мне последние собранные ею сведения, затем предлагал свои соображения по тому или иному вопросу, который не давал ей покоя, заверяя ее, что угрюмое замечание или маленькая шалость одной из