Трое из пяти. Достаточно, чтобы сорвать чары.

Она соскользнула с вала, прыжком оказалась в седле, свистнула: возвращаемся.

Они погнали в сторону леса, выпуская за спину последние стрелы.

Кайлеан глянула в сторону пехоты. Огненный саван как раз приугас, двое уставших магов — маловато, чтобы его удерживать. А сотня темнокожих гигантов вдруг вскочила с земли, стряхивая с себя пепел и остатки углей, а потом ринулась на вал.

Ее отряд даже остановился — без приказа, потому что не у каждого есть возможность хотя бы раз в жизни увидеть такое. Уавари Нахс бежали, словно их насыщенные водой доспехи ничего не весили, летели длинными прыжками, будто стая львов, загоняющих раненую жертву, а из их груди рвался жуткий рык. Добрались до вала за десяток ударов сердца — защитники едва успели послать в них несколько стрел — и просто перелетели на другую сторону. Первыми под валом оказались щитоносцы, вжались в него, вскинули щиты над головой, создав широкий помост, едва ли на фут ниже края вала. Вторая шеренга воинов встала за ними, они подняли щиты, присели, третья скорчилась, низко наклоняясь. Меньше чем в три-четыре удара сердца перед валом вырос ряд ступеней, созданных тяжелыми щитами, по которым остальная пехота ворвалась внутрь.

Лязг стали и нечеловеческие крики, дрожание Силы, придавленной внутри, дикий, стонущий, оборванный вой. А потом нечто, что могло быть человеческой головой, вылетело из-за вала и остановилось, покатившись по земле, в десятке шагов дальше.

И все.

Не понадобилось преследовать убегающих врагов, потому что из-за вала не ушел никто.

* * *

Совет у Кахеля-сав-Кирху состоялся около полудня. Враг был отбит. Лагерь зализывал раны, нанесенные огнем и сталью. Весь день приходили сообщения о потерях: убитых и раненых, уничтоженных припасах, стоптанных полях, вырезанных животных и о колодцах, загрязненных сброшенными туда телами… Литания, которую Кайлеан выслушивала в шатре командира невольничьей армии, была длинной и мрачной.

А лица Кровавого Кахелле, Поре Лун Дхаро и Кор’бена указывали на то, что потери эти стали большим, чем просто военными расходами. Они коснулись этих мужчин лично, словно то, что некто осмелился поднять руку на людей под их защитой, было равнозначно страшнейшему оскорблению.

Уваре Лев держался чуть сбоку, подальше от остальных командиров, а его фигура и лицо выражали нечто среднее между нетерпением и удовлетворением.

И с того момента, как Кайлеан и Ласкольник вошли внутрь, он не произнес ни слова.

Кха-дар тоже молчал. Стоял напротив Кахеля и смотрел, как тот складывает на столе разбросанные бумаги и пергаменты.

Так прошло несколько долгих минут, и мрачные новости непрестанно стекались в шатер командования, приносимые уставшими, порой окровавленными и непременно с ног до головы перемазанными в грязи гонцами. Наконец Кровавый Кахелле поднял голову, глянул прямо на Ласкольника.

— Спасибо.

Кайлеан удивилась. Сильно. Полагала, что они встретятся с упреками и требованием помощи от Меекхана, что командир бунтовщиков, чтобы воззвать к их совести, бросит им в лицо упрек о тех тысячах убитых. Вернее, чтобы воззвать к совести Генно Ласкольника, одного из важнейших людей Империи. Но удивление мигом угасло, заглушенное непреодолимым желанием лечь, свернуться в клубок и уснуть. Она всего полчаса назад сумела выгнать Бердефа из головы.

Изгнание духа пса из собственной души напомнило срывание засохшей, покрытой струпьями повязки. Было больно и приносило усталость, которую она давно уже не чувствовала. Каждый из десятка последних часов, проведенных в седле, свалился на нее стофунтовым камнем. Одежда липла к телу и воняла, потертости и синяки болели, а длинный порез на лодыжке, заработанный не пойми когда, горел огнем. Это нечестно, что остальная часть отряда могла отдыхать, а ее Ласкольник приволок сюда.

Но у нее было дело, а потому она не стала плакать.

— Твои люди стоят больше, чем сабли и луки, которые они держат в руках, — продолжал командир восставших.

— Мы уже говорили об этом. — Ласкольник пожал плечами. — Да, стоят. Но мы приняли участие в сражении, потому что у нас не было выбора. Не воспринимайте это как официальную поддержку Империи.

— Правда, выбора не было, и мы не воспримем. — Поре Лун Дхаро тоже склонился над столом и криво ухмыльнулся. Молнии, вытатуированные у него на груди, кровавым следом выглянули из-за ворота кафтана. — Когда бы у вас была возможность сбежать, вы бы даже не взглянули на нас.

— Наверняка. — Еще одно пожатие плечами и гримаса нетерпеливости указывали на то, что генерал не собирается терять времени на глупости. — У меня есть собственные обязательства и клятвы. И я сюда приехал не за этим.

— Хватит. — Кровавый Кахелле коротким жестом удержал кочевника от резкого ответа. — Мы благодарны. Благодарны тебе. Мы потеряли бы больше людей, если бы не вы.

Кайлеан только теперь обратила внимание, насколько уставшим выглядел мужчина, насколько уставшими были все они. Вечер и ночь напролет они командовали, укрепляли оборону, готовились к контратакам. В хаосе, в темноте и дыму сумели взять своих людей под контроль, всю их массу, не допустили падения духа, паники. Невысокий Молния метался по всему полю боя, бросая свои малые силы туда, где противник получал пусть даже незначительное преимущество. Кор’бен Ольхевар лично поставил лагерь из нескольких десятков повозок, которыми загородил дорогу главным силам врага, и удерживал оборону два худших ночных часа. А сав-Кирху всеми ими командовал, собирал донесения, отсылал приказы… Кха-дар сопровождал его часть ночи и утверждал, что тот, кто так быстро и умело взял ситуацию под контроль, должен носить синеву на плаще.

Из уст Ласкольника такая похвала звучала нечасто.

Но сейчас он только нетерпеливо махнул рукой. Не о чем говорить. Займемся делами поважнее.

— Знаете, кто это был?

Командиры повстанческой армии обменялись взглядами, а Кровавый Кахелле заскрежетал зубами.

— Гегхийцы. Северная Гегхия. Под командованием Хантара Сехравина.

— Он сам? Здесь?

— Лично. С тремя или четырьмя дюжинами магов огня и двадцатью тысячами войска. Примерно.

Кайлеан это мало что говорило. Как название страны, так и имя какого-то генерала или князя не пробуждали в ней никаких чувств. Но Ласкольник, похоже, сразу понял, о ком речь. Миг-другой раздумывал. Потом подошел к столу и наклонился над одной из карт.

— Гегхия — тут. — Палец кха-дара ходил по пергаменту. — Граница у них за пятьдесят или шестьдесят миль отсюда. Эта карта точна?

— Да.

— Ну тогда почти шестьдесят. Как они так вас надурили?

По лицам всех собравшихся промелькнула обеспокоенность. Даже Уваре Лев опустил взгляд.

— Из-за Вахези, — пробормотал он наконец. — Мы решили, что тамошний князь так нас боится, что нам нет нужды слишком всерьез следить за югом. Сехравин оставил слонов, артиллерию, лагеря — все, что могло его задержать, и прошел сквозь это сраное княжество только с пехотой и кавалерией. Обогнул нас с юга, потом двинулся на север и ударил с запада, со стороны, откуда мы не ждали нападения. Но нам вчера повезло. Куда сильнее, чем мы заслуживаем.