Но чем было плаванье ночью по ледяному океану, полному битого льда, если сравнивать с добровольным желанием влезть между молотом божественного гнева и наковальней неизвестной силы?

Прогулкой. Долбаной прогулкой в обществе набожных монашек, поющих гимны.

Альтсин резко свернул, чтобы вплыть в щель между двумя ледяными плитами. Ну ладно, он может обманывать себя сколько угодно. Он уже перестал удивляться, как легко и инстинктивно пользуется магией. Это было просто знание и умения Кулака Битв, и теперь ими владел он. Чувствовал Силу везде вокруг, как рыба в океане чувствует воду. Мог пользоваться Силой, перековывать на усилия, тепло, движение… Сточки зрения аккуратных, точных аспектированных чар его умения были примитивными и простецкими, словно удары двадцатифунтовым молотом по наковаленке ювелира, — но зато столь же мощными. Столь же ужасающими, яростными и безумно притягательными…

Потому парус его лодки наполнял ветер, руль двигался легко и умело, а куски льда сами раздвигались перед гайму.

Ну, почти сами.

Он чуть улыбнулся и без малейшего усилия расколол ближайшую плиту.

Пользовался чарами, причем — отнюдь не слегка и осторожно, как делал это ранее, — потому что мог. Следы использования магии тысячекратно проще обнаружить на суше, где как аспекты, так и дикая, хаотическая магия льнут к земле, камню и даже к живым созданиям и могут быть найдены даже через много дней. А здесь? Наконец-то он находился посреди моря. Даже если бы он насытил тысячи галлонов воды чистейшей Силой, эта капля растворилась бы в океане и исчезла. Никто не выследит его, не пустит за ним гончих. С Оумом его единил странный союз, потому что умирающему божку требовался Альтсин, но остальной мир…

С остальным миром придется как-то договариваться. Когда-нибудь.

Через несколько часов он почувствовал усталость. Тупую, как набившаяся в голову мокрая вата. Словно он целый день сидел над книгами и заполнял строки и строки рядами цифр. Или будто ему пришлось выучивать наизусть несбордийскую родовую сагу — и вдруг он понял, что не помнит ни строчки. Это разум правит Силой. А разум страдает точно так же, как и мышцы.

Ему был нужен отдых.

Еще через час он, наконец, выплыл в открытое море. Ночь была безлунной, но небо горело полярным сиянием, а больше света ему бы и не потребовалось. Лед плавал тут редко, канал шириной в милю, без сомнения, остался от той штуки, что сражалась с Владычицей Льда. «Той штуки»? Он улыбнулся под капюшоном. В конце концов Оум однажды раскрыл ему свое происхождение, а потому Альтсин все отчетливей начинал понимать, что именно он преследует. Именно потому божок сеехийцев казался таким возбужденным. Сукин сын. И что же пришло в наш мир, а?

Видение гигантского корабля — а то и целого флота гигантов, длиной в четверть мили каждый, полубожественных сущностей, заклятых в дереве, — вызывало у Альтсина не ужас, а только гнев. Он прекрасно понимал, откуда этот гнев берется. Это ярилась та часть его души, которая некогда была авендери Владыки Битв. Он прекрасно помнил битвы с этим противником, яростные, безжалостные, кровавые.

«Зачем вы вернулись, ублюдки? Неужели нам снова придется с вами сражаться?»

Другая часть души вора ухмылялась на этот гнев и издевалась: «А ты что, откажешь им в праве вернуться? Ты? Именно ты?»

Эта странная раздвоенность его сознания, непрестанная мысленная схватка порой развлекала его, порой заставляла страдать. Как сейчас. Пока он не подтвердит подозрения, нет смысла ни яриться, ни беспокоиться. Оум казался уверенным в своей правоте, когда рассказывал Альтсину историю собственного народа. Бессмертного Флота. И когда отсылал его в странствие по Северу, где негостеприимная, безлюдная земля позволила сохраниться многим следам со времен Войн Богов. Совсем по-другому, чем в тех землях, где целые столетия посвятили тому, чтобы найти и уничтожить любое свидетельство прошлых событий. Боги при помощи своих храмов, жрецов и пророков убирали с лица земли все, что не совпадало с официальной версией легенд о тех временах.

Альтсин заскрежетал зубами.

И сразу успокоился, сдерживая гнев. Не ярись на чужие ошибки и грехи, совершенные тысячи лет тому назад, дурень ты эдакий. Думай о тех, что только могут случиться. Вот это будет веселье.

Он плыл широким каналом, что расширялся каждый час: льда тут было совсем немного. Морское течение, которое ежегодно огибало северный конец континента, неся невообразимое количество теплой воды с юга, наконец нашло проход и принялось за дело. Одновременно оно подталкивало лодку Альтсина на восток со скоростью в три-четыре узла, а потому вор мог некоторое время отдохнуть, перестать концентрироваться на пользовании Силой. Если так пойдет и дальше, то через несколько дней Север сбросит большую часть ледяного покрова, и даже Андай’я не сумеет снова сковать канал морозом. По крайней мере, до тех пор пока дни не станут короче ночей, а естественный ход вещей не поможет Королеве Зимы.

Существовал шанс, что скоро и правда появятся стаи мелких морских созданий, за которыми приплывут рыбы, пингвины, тюлени, моржи и киты. Существовал шанс, что…

Не тешь себя иллюзиями; некая мрачная и скверная часть его раздвоенного сознания ткнула в него этой мыслью. Даже если так случится, даже если местные моря забурлят жизнью, для них будет поздно. Большая часть умрет. Выживут только те, кто решится питаться мясом своих близких. Но после такого… после такого…

Лагерь ахеров отпечатался в его памяти сильнее, чем он признался бы. Горький, жгучий привкус бессилия… У него в руке была сила, которая крушила ледяные горы в пыль, но он не мог накормить голодных ничем, кроме тела отощавшего медведя.

Он сдержал гнев и разочарование.

Забудь об этих скелетах, едва волокущих ноги, тех, что помогали тебе сдвинуть с места подаренную лодку. Ты ничего не сможешь сделать. Это тебя не касается.

Но, проклятие, ничто он не ненавидел так, как бессилие.

Он скорчился на лавочке, плотнее запахнулся в сутану, прикрыл глаза. Ему требовался отдых, хотя бы на час-другой. Море в этом месте казалось довольно спокойным, на нем уже почти не было льда, а течение несло лодку в нужном направлении.

Альтсин погрузился в тревожный сон.

Она уклоняется в последний момент, а окованная железная дубина пролетает — фр-р-р! — над ее головой, едва задевая связанные в хвостик волосы. Кувырок назад, через левое плечо, так далеко, насколько позволяет цепь, и сразу встать на ноги, а кохха вращается в ее руках, создавая размытый щит. Стальной прут уже не калечит руки, мозолистые после многих дней тренировок: первые волдыри успели лопнуть, зажить благодаря чудесным мазям Ока Земли, снова лопнуть и снова зажить… много раз, пока кожа не затвердела настолько, что Кей’ле казалось, что вынь она угли из костра — легко удержала бы их в руке.

Она принимает очередной удар, не пытаясь его блокировать, поскольку сила его вбила бы ее в землю, потому она просто чуть меняет направление атаки, одновременно уклоняясь. Бац! Булава лупит в черную скалу в нескольких дюймах от ноги девочки так, что куски камня разлетаются во все стороны, кусая кожу. У нее есть шанс, а потому она контратакует, изо всех сил ударяя в ребра противника.