— Рома!

Он возлагает на него вину за смерть Кейт — по крайней мере, косвенную — и за массу других неприятностей в своей собственной жизни, приключившихся после их весенней встречи на конференции по заговорам. Мужчина тогда представлялся профессором по имени Сол Рома. Бог весть, кем сейчас представляется. В тот раз Рома пытался убить его и почти преуспел. Всего месяц назад то ли он, то ли Иное, то ли оба вместе собрались расправиться с Джиа и с будущим младенцем. Пора посчитаться. Несомненно — Джек даже не смотрел на прильнувшую к нему сиротку, — это и есть упомянутый Аней Противник, Тот Самый, настоящее имя которого она отказалась назвать.

— Прощай, кто б ты ни был, — шепнул он, нажав на спусковой крючок.

Точнее сказать, попытавшись. Крючок не поддался. Все кончено!

В тот момент Рома взглянул на него и Джека бросило в воздух спиной на ствол пальмы, болезненный удар вышиб дух, глаза застлал туман, колени подогнулись, как резиновые, он свалился на грязную землю, услыхав крик отца, как бы с другого конца длинного коридора:

— Джек!.. Джек, ты цел?

В глазах чуть прояснилось, он успел заметить, как отец падает спиной в кусты, исчезает из вида.

Хотел крикнуть, но не издал ни звука.

Сердце пронзил страх. Не ранен ли папа? Жив ли вообще?

Джек попробовал подняться — не смог шевельнуться. Секунду панически думал, будто парализован, спина сломана, потом осознал, что его приковало нечто невидимое, неосязаемое, могучее, под напором чего можно только дышать. Хотел прикрикнуть на Рому — и того не сумел. Полностью оказался на милости липового профессора.

Впрочем, кажется. Рома не проявлял к нему интереса, даже не оглянулся, осторожно ступив на берег и остановившись в двух футах перед Семели.

Та попятилась.

— Итак, — сказал Рома. Джек хорошо его слышал, дождь и ветер утихли, хотя молнии полыхали вокруг. — Ты хочешь присвоить себе мое имя?

— Какое имя?

— Сама знаешь. Не твое.

— Расалом? Оно мое. Я и есть Расалом.

Она мгновенно получила пощечину — Джек только слышал хлесткий звук, видел, как пошатнулась девушка с искаженным лицом, почти почувствовал жгучую боль.

Расалом, понял он. Вот оно, настоящее имя этого гада.

— Никогда, — тихо проговорил Расалом безо всяких эмоций, — никогда не зовись моим именем.

— Кто сказал, что оно твое? — оскалила зубы Семели.

Надо отдать ей должное — не трусит. Судя по тому, как приняла удар, ее явно били и раньше.

— Я, — спокойно сказал Расалом. — И не оторвал тебе руки, ноги и голову лишь потому, что ты, чисто по глупой случайности, сумела найти способ убить женщину. За это я перед тобой в долгу. Только не испытывай свою судьбу, девочка.

— Вовсе не по случайности, — огрызнулась Семели. — И я тебе не девочка. Я была в дыре, в огнях, слышала голоса. Они сказали, что я Та Самая и имя мне — Расалом.

Он снова ударил, сильнее, она упала в грязь, потерла покрасневшую щеку. Несколько минут назад боль облегчил бы дождь, который теперь кончился.

— Предупреждаю в последний раз. Ты не Та Самая. Голоса обо мне говорили, а не о тебе.

— Нет! — крикнула Семели, вставая и пятясь. — Я Та Самая, меня зовут Расалом! Расалом-Расалом-Расалом! — Выхватила раковины, прижала к глазам. — А сейчас ты расплатишься. Больше меня никто не ударит! Никто!

Джек знал, что сейчас будет, желая ее поддержать.

Враг моего врага...

Оглянувшись на кеноте, он увидел полдесятка зубастых ос, вылетевших из отверстия. Видно, недалеко улетели.

О да, Расалома ждет кровавая, жуткая и мучительная — будем надеяться — смерть. Спасибо за место в первом ряду.

Джек собрался с силами. Зрелище будет ужасное, но не хочется пропустить ни секунды.

Расалом по-прежнему стоял лицом к девушке, спиной к кеноте. Когда осы уже почти долетели, сделал движение левой рукой, просто шевельнул пальцем, словно за обедом подавал знак официанту, что вина в бокале достаточно, спасибо — и они остановились, зависли над ним, как стерегущие улей пчелы.

До Джека донесся хриплый крик Семели. Оскалив стиснутые зубы, она пыталась взять ос под контроль. Судя по насмешливо дрогнувшим губам Расалома, борьба его забавляла, а у противницы не было ни единого шанса.

Наконец, игра ему наскучила. Он снова махнул рукой, осы бросились на нее, как муравьи на кусок сахара. Стараясь их прогнать, Семели уронила раковины, вертелась, обливаясь кровью, брыкалась, отбивалась от атакующих со всех сторон тварей. Жутко было слышать ее вопли. Неужели Аня так же кричала, не мог не задуматься Джек.

Ему стало еще хуже при взгляде на Расалома, который стоял, с наслаждением наблюдая за смертными муками девушки.

Хорошо бы поднять руку, хоть одну, сорвать гранату с пояса, разнести в клочья ублюдка. Но тело абсолютно не слушалось.

Крики стихли, слились в неразборчивое бульканье, и Расалом потерял интерес. Подошел к сидевшему у ствола Джеку, остановился над ним.

Пришел мой черед, понял он, чувствуя спазм в мочевом пузыре.

Понадеялся, что не станет орать, хоть просто невозможно представить, как больно быть съеденным заживо.

Дождь уже еле брызгал, небо частично светлело. Расалом смотрел на него сверху вниз, Джек снова попробовал заговорить, но голос абсолютно пропал.

Расалом пнул его в ногу.

— Инстинкт мне советует убить тебя сейчас, ибо ты будешь камнем у меня на дороге. Впрочем, камень я смогу отшвырнуть, как только пожелаю. Вдобавок смерть, возможно, была бы услугой. Избавила бы тебя от тяжелых страданий в ближайшие месяцы. Зачем делать тебе одолжение? Зачем избавлять от мучений? Не хочу, чтобы ты упустил даже йоту.

Джека мороз прохватил.

...от тяжелых страданий в ближайшие месяцы... Что это значит? Какие страдания? Откуда он знает? Попробовал крикнуть, спросить и не выдавил даже шепота.

Всеми силами он старался пошевелиться, броситься на самодовольного сукиного сына, дать по зубам и вырвать язык.

Расалом оглянулся на то, что осталось от девушки. Кости черепа и клубок окровавленных белых волос... Зубастые осы растерянно мельтешили в воздухе, две столкнулись и вступили в бой. Вокруг посветлело, может быть, это их сбило с толку?

Расалом вновь сделал легкий жест, и осы стрелой полетели к кеноте. Он указал на останки Семели:

— Физическая боль насыщает меня. Но когда сильный мужчина впадает в безнадежное отчаяние — это истинный деликатес. Если этот мужчина — ты, можно даже дойти до экстаза. Не стану лишать себя удовольствия. Конечно, — нахмурился он, — всегда остается возможность, что грядущие беды только придадут тебе сил. Однако я готов рискнуть. Живи пока. Но когда перестанешь меня забавлять...