Шум в зале постепенно стихал, словно настала передышка в разгар бури.

— …где содержались самые абсурдные обвинения, как ни странно, именно против вашей профессорской. В убийстве, ни много ни мало! Вице-канцлер…

Гарриет пропустила следующие слова — она слышала, как голос доктора Трипа звенел в относительной тишине, и все головы за Высоким столом повернулись к нему, будто на ниточках.

— …вырезаны и наклеены, довольно изобретательно. Я сказал ему: «Дорогой вице-канцлер, не думаю, что полиция тут поможет, должно быть, это работа какого-то безобидного дурачка». Но не странно ли, что подобный бред до сих пор владеет умами?

— В самом деле, очень любопытно, — проговорила ректор непослушными губами.

— Так что я посоветовал обойтись без полиции. Пока, во всяком случае. Но сказал, что проинформирую вас, поскольку там речь шла о Шрусбери. Разумеется, я положусь на ваше мнение.

Доны сидели как громом пораженные. И в этот момент доктор Трип, почтительно поклонившись ректору, хлопнул — да так громко, что хлопок, словно яростный взрыв, разнесся от одного конца стола до другого. Большой конфуз был забыт за малым. Мисс Чилперик внезапно разразилась нервным, истеричным смехом.

Гарриет не могла потом вспомнить, как закончился ужин. Доктор Трип был приглашен на кофе к ректору, а Гарриет оказалась в комнате декана, ослабевшая одновременно от смеха и от страха.

— На самом деле все это очень серьезно, — сказала мисс Мартин.

— Ужасно. «Я сказал вице-канцлеру…»

— Хлоп!

— Нет, правда, что нам делать?

— Я положусь на ваше мнение.

— Хлоп!

— Интересно, что в рубашке может так хлопать?

— Понятия не имею! Я сегодня собиралась быть очень умной — думаю, вот будет за столом мужчина, и я смогу понаблюдать за реакцией всех присутствующих. Но потом — хлоп!

— Нет смысла наблюдать за реакцией на доктора Трипа. Все слишком к нему привыкли, — сказала декан. — К тому же у него полдюжины детей. Будет неловко, если вице-канцлер…

— Весьма…

Настала унылая пасмурная суббота.

— Кажется, будет гроза, — сказала мисс Эллисон.

— Рановато для гроз, — отозвалась мисс Гильярд.

— Вовсе нет, — возразила миссис Гудвин. — В мае часто бывают грозы.

— Атмосфера наэлектризована, это точно, — заметила мисс Лидгейт.

— Согласна с вами, — сказала мисс Бартон.

Гарриет плохо спала. Полночи она бродила по колледжу во власти воображаемых ужасов. Когда она наконец легла, ей стал сниться тревожный сон, как она опаздывает на поезд, обремененная огромным количеством багажа, который она тщетно пытается упаковать в громоздкие неудобные чемоданы. Утро она провела в отчаянной борьбе с гранками мисс Лидгейт — это была глава о Джерарде Мэнли Хопкинсе,[191]и она оказалась не менее громоздкой, чем чемоданы из сна. Пытаясь отделить собственную систему поэта, состоявшую из взрывных, контрапунктных и логаэдических рифм, с многочисленными вставками и индексами, от соперничающей с ней просодической системы мисс Лидгейт (которая на бумаге требовала использования пяти разных алфавитов и набора крючков), Гарриет гадала, смог ли Фредди Арбатнот выполнить свое обещание и нужно ли просто ждать или делать что-то еще, а если делать, то что именно. После обеда она почувствовала, что больше не может сидеть в четырех стенах, и отправилась гулять по Оксфорду под грозовым небом, чтобы, если получится, довести себя до изнеможения. Она начала с Хай-стрит, остановившись на несколько мгновений, чтобы поглазеть на витрину антикварной лавки: там были выставлены шахматы с резными фигурками слоновой кости, которые по какой-то непонятной причине страшно ей нравились. Она подумывала о том, чтобы отважно войти в лавку и купить их, но понимала, что они стоят слишком дорого. Это были китайские шахматы, каждая фигурка представляла собой гнездо с маленькими ажурными шариками, искусностью работы они напоминали тончайшее кружево. Было бы приятно взять их руки, но покупать такие — сущий идиотизм. Она не бог весть какой шахматист, да и в любом случае играть ими будет неудобно. Гарриет отогнала искушение и пошла дальше. В следующем магазине продавалось множество деревянных предметов с гербами колледжей: книгодержатели, подставки для спичек, ручки в виде весел, которыми так неудобно писать, сигаретницы, чернильницы и даже пудреницы. Начинаешь ли прихорашиваться старательней под взглядами львов Ориэла и ласточек Вустера? Вспоминая возлюбленного, бегущего средь быстрых оленей Джизуса, или брата, вскормленного благочестивым пеликаном Корпус-Кристи? Она перешла улицу, не доходя до Квинса (того гляди из ворот выскочит мистер Помфрет, а она старалась избегать встреч с мистером Помфретом). Книги и гравюры заинтересовали бы Гарриет в другое время, но сейчас не могли удержать ее внимания. Всевозможные мантии — живописные, но слишком академические для ее нынешнего настроения. Аптека. Канцелярский магазин, и в нем тоже всякие университетские сувениры, только из стекла и керамики. Табачная лавка — здесь университетская символика красуется на пепельницах и табакерках. Ювелирная лавка — гербы колледжей на ложках, брошках, кольцах для салфеток. Она устала от гербов и свернула через маленькую боковую улочку на Мертон-стрит. Если где-то и есть покой, то он здесь, на этой нетронутой мощеной дороге. Но покой может быть только в душе, а не в переулке, пусть даже таком старинном и красивом. Гарриет прошла через железные ворота в Мертон-гроув и, перейдя Дорогу мертвеца, очутилась на Брод-уок возле Крайст-Черч, а оттуда по дорожке вдоль реки дошла до места, где Новая протока отходит от Айсиса. И там, о ужас, ее окликнул знакомый голос. Как будто по закону подлости именно в этот момент мисс Шустер-Слэтт, о чьем присутствии в Оксфорде она совсем забыла, оказалась на реке с группой американских гостей, жаждущих информации. Вот мисс Вэйн нам все и расскажет! Какие баржи принадлежат какому колледжу? Вот эти милые птички с сине-золотыми головами — это фениксы или грифоны? И их три, потому что Тринити — это Троица, или просто случайно? А почему на барже нарисована буква «У», и что она значит? Почему на гербе Пемброка изображены английская роза и шотландский чертополох? А розы Нью-колледжа тоже английские? И почему он называется «Новый колледж», если он на самом деле старый? И почему его нельзя называть «Нью», а только «Нью-колледж»? О, смотри, Сэди, это гуси? Лебеди? Как интересно! И много на реке лебедей? А правда, что все лебеди в Англии принадлежат королю? А вон там, на барже, тоже лебедь? А, это орел. А почему у одних барж есть носовая фигура, а у других нет? А мальчики устраивают чаепития на баржах? А может мисс Вэйн рассказать про гонки восьмерок,[192]а то из объяснений Сэди ничего не понятно? А вон то университетская баржа? А, баржа Университетского колледжа. А Университетский колледж — это тот, где проводятся все занятия?