Ее бедра раздвинулись, и она выгнулась под моими ищущими пальцами. Не было промедления, не было надобности в долгих ласках и во всем остальном, что обычно предшествует любовному акту.

Я прикоснулся к ее клитору головкой своего члена. Она вздрогнула всем телом.

— О боже, — прошептала она. — О, Дамастес, пожалуйста, пожалуйста! Возьми меня, возьми сейчас же!

Я отыскал раковину, толкнул, встретил жесткое сопротивление, ощутил мимолетную вспышку изумления и толкнул еще раз. Маран издала утробный крик, не в силах стерпеть мгновенную боль, а затем соединительная ткань подалась, и я погрузился в нее.

Секунду-другую я лежал без движения, а затем ее ноги поднялись, обвились вокруг моих бедер, и она подтолкнула себя ко мне — сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Мои толчки встречались с ее толчками, ее ногти врезались мне в спину. Наши тела столкнулись еще несколько раз, а потом я не выдержал и почувствовал, как семя брызжет из меня. Мгновением позже она гортанно вскрикнула, и ее тело содрогнулось.

Мало-помалу конвульсии прекратились, и она замерла, учащенно дыша, но мой член все еще был твердым и по-прежнему находился в ней. Я положил ее на бок и задвигался в ней. Она со стоном произнесла мое имя, и нас снова унесло прочь.

— Я никогда не делала этого раньше, — призналась Маран. — Поэтому тебе придется учить меня.

— Сейчас не стоит кусаться... по крайней мере, так сильно. Пользуйся своим языком. Да. М-мм, вот так. Теперь возьми меня в рот. Попробуй проглотить меня... — настала моя очередь застонать. — А теперь двигай головой вверх-вниз.

Мир сжался до размера ее губ вокруг меня. Я задвигался, она задвигалась еще быстрее. Я приподнял ягодицы от постели, чувствуя, как ее волосы рассыпаются по моему животу, и Джаен снова приняла меня в свои объятия.

Маран выпустила мой член изо рта и сглотнула.

— Спасибо тебе, мой Дамастес.

— За что?

— У нас не было времени подкрепиться, а ты очень вкусный.

Ее слова породили во мне новую вспышку желания.

Маран вышла в ванную, и я воспользовался этим, чтобы посмотреть на простыни. Они были запятнаны, но не только нашей любовью. Там, где мы впервые соединились, осталось небольшое пятнышко крови. Я с удивлением подумал о том, в каком странном браке она состоит, и почти виновато выкинул эту мысль из головы: Маран вернулась и прилегла рядом со мной.

— Нет, — я встал и развернул ее лицом к себе. — Ложись на постель. Нет, выше не надо. Пусть бедра останутся на краю. Теперь подними ноги, согни их в коленях и упрись пятками в кровать.

Я прикоснулся к ее коленям, и они приглашающе раскрылись. Я скользнул между ее бедер и прикоснулся к ее влагалищу, еще влажному от любви. Мой член поднялся, и я вошел в нее.

— А теперь опусти ноги обратно на пол.

Она застонала и выгнула спину, когда я задвигался в ней, нежно массируя соски ее маленьких грудей.

Нас не охватывала сонливость, и мы ни на миг не теряли яростного желания раствориться друг в друге. Мир превратился в шелк, мягкий свет канделябра и ее тело, двигавшееся подо мной.

Однажды, когда ко мне на короткое время вернулась способность рассуждать, я спросил:

— А как же твои слуги? Разве среди них нет любопытных?

— Не беспокойся об этом, — ее голос был приглушен подушкой. — Я не такая уж дура, хотя и неопытна в супружеских изменах. Когда их нанимали, я вдолбила им в головы, что свое жалованье они получают только от Аграмонте.

— Я просто спросил. Что же мне делать, если не беспокоиться?

— Я хочу, чтобы ты сделал то же самое, что и раньше, только на этот раз медленнее. Очень медленно и очень глубоко. Так мне приятнее. Я хочу чувствовать тебя своей маткой.

— Ваша воля для меня закон, графиня, — я приподнял ее ягодицы и прижал к себе.

Когда я вышел из дома, на улице уже забрезжил серый рассвет. Я нашел конюшню, где стоял Лукан. Конь тихо заржал, словно укоряя меня, что так долго оставался под седлом, и я шепотом пообещал ему царскую трапезу из самого отборного овса.

Одуревший, как после пьяной гулянки, я скакал по улицам города, а над Никеей занимался золотой рассвет.

Я сумел уклониться от дежурства на следующий день, но успел поспать лишь пару часов, прежде чем Карьян разбудил меня.

— Я знаю, вы просили не беспокоить вас, сэр. Но пришел посыльный, и этот ублюдок очень настаивает.

Протирая глаза, я надел халат и вышел из спальни. Меня ждал человек в одежде простого горожанина, вручивший мне запечатанный конверт. Я вскрыл конверт и вынул письмо.

"Дорогой капитан а'Симабу.

Должно быть, вы заметили, что я посылаю вам это письмо через простолюдина. Это не означает неуважения; просто я хочу быть уверенным в том, что мы сможем удовлетворительно разрешить наши разногласия без постороннего вмешательства.

Хотя моего повелителя Чардин Шера мало волнует смерть высокомерного нумантийского офицера, я готов признать, что вы связаны определенными ограничениями — от вашего армейского распорядка до трусливой натуры Совета Десяти, который несомненно не одобрит нашу встречу.

Поскольку в Никее у меня нет друзей, занимающих достаточно высокое положение, я надеюсь, что вы простите меня за эту в некотором смысле уничижительную манеру вести дела и передавать послание через человека низкого звания, а не через одного из равных нам, кому можно было бы передать устный ответ.

Но ни у меня, ни у вас нет секундантов для того, чтобы совершить все подобающим образом. Если мое предложение вас устраивает, окажите мне честь и пошлите с этим человеком записку, где будет указано время и место встречи.

Ландграф Эллиас Малебранш".

Каллианцу нельзя было отказать в благоразумии. Я попросил слугу подождать и быстро написал ответ. Я сообщил Малебраншу о своем согласии безо всяких предварительных условий. Мое предложение было простым: мы встретимся на рассвете через четыре дня, считая от сегодняшнего, в месте, называемом Островом Костей. Этот островок располагался в трех милях выше по течению от города и не являлся тем местом, где джентльмены обычно улаживают свои разногласия. И наконец, в выборе оружия я остановился на мече и кинжале, сделав оговорку, что с моей стороны будет предоставлено два равноценных меча, а выбор кинжала остается за ним.

Я знал, что это последнее замечание удивит и обрадует его, поскольку казалось, будто я играю ему на руку. Но у меня имелся маленький секрет, о котором он не подозревал.

Я запечатал послание и вручил его посыльному; тот поклонился и ушел.

Мне внезапно расхотелось спать. Я попросил Карьяна заварить чай и приготовить ванну. Пока он трудился, я то и дело ловил на себе его любопытные взгляды. Скрепя сердце, мне пришлось рассказать ему о предстоящей дуэли с Малебраншем. Разумеется, я ничего не сказал ему о ночи, проведенной с Маран, но предположил, что он сам придет к очевидным выводам. Если человек не может быть героем для своего ординарца, то он не вправе доверять ему какие-либо секреты.