это, и мы будем иметь на руках сбежавшего жениха (это напомнило мне — почему не было книг и фильмов о сбежавших женихах? Ведь они тоже были?).

Когда отец О'Нил велел Уатту поцеловать Тринити, это выглядело так, будто они пытались дать друг другу реанимацию рот в рот.

Потом Тринити расплакалась после того, как так долго сдерживала себя, и ударила его букетом, простонав, что, черт возьми, с тобой не так? А затем внимательно посмотри, что ты заставил меня сделать. Я поклялась в церкви, черт возьми!

По дороге на прием произошло столкновение поезда с человеком. Одна из подруг детства Тринити перешагнула через платье другой женщины, и они оба опрокинули пожилую пару.

Вскоре у скамеек собралась куча людей, пытавшихся отцепиться друг от друга. Я была почти уверен, что у Тринити сердечный приступ. Она всегда любила, чтобы все было идеально, особенно когда ее новая свекровь находилась поблизости.

Но когда я украдкой взглянула на свою сестру, она выглядела немного удивленной и совсем не плачущей при виде людей, пытающихся, спотыкаясь, выйти из церкви, не поскользнувшись друг на друге.

Ее глаза неожиданно встретились с моими.

—Спорю, что это единственное, что люди будут помнить, когда будут говорить о моей свадьбе через много лет, — сказала она мне, протягивая мне оливковую ветвь.

Но я не была так уж готова отпустить нашу вражду.

— Не знаю, — сказал я. — Жених плакал, как маленькая девочка, впервые увидевшая Бэмби. Не рассчитывай на это.

***

Когда мы добрались до места встречи на окраине Фэрхоупа, все начало налаживаться. Погода была великолепная — немного жарковатая, но все же прекрасная, — и цветы, окружавшие открытый амбар, цвели вовсю.

Столы и сиденья были простоваты и элегантны, только что выкрашены в белый цвет, покрыты романтическими скатертями, а на каждом из них красовалась цветочная композиция из свежих маргариток, лилий и роз.

Там были сверкающие фонтаны, плавающая беседка, ухоженные газоны и семейство лебедей, застенчиво наклонивших свои морды, чтобы принять гостей в ближайшем пруду.

Я также слышала, что еда была восхитительной, и что Уатт и Тринити предпочли самые дорогие кулинарные варианты, поэтому я надеялась, что полоса неудач новой пары Костелло подошла к концу, даже если я все еще желала ударить невесту.

Тернеры и Костелло (похоже на группу семидесятых, состоящую из людей с пышными волосами и в расклешенных джинсах) сидели за длинным королевским столом, украшенным розовыми розами, старинными подсвечниками и фонарями.

Неудивительно, что Тринити потратила большую часть своих сбережений на эту свадьбу. Папа никак не мог заплатить за держатели для салфеток в одиночку из своей пенсии шерифа в отставке.

Я сидела как можно дальше от Круза и не на мгновение не подумала, что это было случайно. Кэтрин Костелло выглядела довольной тем, что меня изгнали из сферы ее драгоценного сына.

Она даже похлопала Круза по руке и очень громко сказала:

— Видишь женщину в зеленом платье с высоким воротником? Та, что рядом с Фионой Роуз? Я хочу представиться. Она только что начала свою ординатуру в больнице Джонса Хопкинса.

Я продолжала тосковать по Крузу в величавой тишине, изредка отвечая матери, сестре, отцу и Биру, которые пытались привлечь мое внимание и заговорить со мной. Чем больше я смотрела на него, тем больше понимала, что существует реальная вероятность того, что я собираюсь умолять его вернуть меня.

Публично.

Очень публично.

Счастливо?

Единственный способ вернуть его — показать ему, что он важнее для меня, чем моя глупая гордость.

Когда пошли речи, я откинулась на спинку кресла и отхлебнула немного вина. Обычно я не пила в присутствии своей семьи — я всегда так отчаянно старалась никоим образом не смутить их, — но сегодня во мне что-то коренным образом изменилось.

Я поклялась прожить свою жизнь для себя и своего сына, а не для кого-то еще.

Речи произносили Круз, шафер Уатта, и Габриэлла, фрейлина.

Круз пошел первым.

Он произнес идеальную речь, начав с описания Уатта как пухлого ангелоподобного младенца, его смущающих подростковых лет, похожих на Джона Бон-Джови, и даже приукрасил этот неудачный брак в очень занимательной манере.

У него были гости в швах, но также и в слезах, и он произнес для своей плененной аудитории, должно быть, одну из лучших речей, которые можно было произнести на любой свадьбе, в любое время, в мировой истории.

Удачи тебе, Габриэлла.

Когда Круз сел, я увидела, как Тринити и Габриэлла приглушенно обмениваются словами. Габриэлла смущенно улыбнулась, кивнула и подошла к своей стороне стола.

Я выгнула бровь.

Она ведь тоже не отказалась от этой части, верно?

Потому что все знали, что свадебные речи подобны некрологам. Никто не хотел их делать, но кто-то должен был.

— Несси? — Тринити повернулась в мою сторону, все улыбаясь.

О, нет.

— Да? — Я ответила с холодностью, которая даже меня шокировала.

— Не могла бы ты произнести речь для меня?

— Вообще-то нет. Что случилось? — Я не могла не огрызнуться. — Габриэлла опять струсила?

— Вообще-то, — Тринити попыталась изобразить еще одну улыбку, но на этот раз она была немного шаткой и очень грустной, — я сказала Габриэлле, что хочу, чтобы моя сестра произнесла речь вместо меня. Я знаю, что это в самый последний момент, но я подумала… ну, я была действительно ужасна с тобой, не так ли? Я заставила тебя почувствовать, что ты ничтожество, и вдобавок ко всему, не выбрала тебя в подружки невесты, хотя ты, безусловно, выкладывалась по полной. Так что я подумала… я имею в виду, я надеялась…

Меня пронзил прилив адреналина.

Это был ее способ извиниться.

Но было слишком мало, слишком поздно.

— Не думаю, что это хорошая идея, — натянуто сказала я, откидываясь на спинку стула. — У меня ничего не написано, и я Месси Несси, помнишь?

— Ты моя сестра, — настаивала Тринити. — Мне нравится твой беспорядок. Твой бардак великолепен. Идеальный. И ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.

— Я не хочу смущать тебя, — парировала я, теперь немного встревоженная.

Все смотрели на нас.

Все.

Стало ясно, что она просит меня сделать это, а я не хочу. Как ни странно, я больше не возражала против того, чтобы быть плохим парнем.

— Ты никогда не смутишь меня. — Она протянула мне микрофон, ее брови взлетели до линии роста волос. — Пожалуйста.

Я выхватила микрофон у нее из рук и встала с низким рычанием. Я собиралась заставить ее заплатить за это. Наша аудитория разразилась