крадущимися шагами обходит землянина, чтобы подойти со спины. «Идеальная ситуация!» Эти двое тут пока развлекаются, а она может тем временем сбежать. Когда позже глееварин будет стоять над свежесотворенным трупом, возможно, он заметит ее психотронные следы, но они приведут его к Паӱсуё.

Глеевари усмехнулась. «Идеальная – для кого как». К сожалению, она слишком хорошо знала свой дурацкий характер.

Она неслышно поднялась и пошла по следам ӧссеанина. Глееварин уже приступил к работе. Он стоял за спиной Хэлесси и пытался пробиться в его мысль. Очевидно, он как раз затронул центр равновесия, потому что землянин пошатнулся. Затем тяжело упал на колени, а сидерический маятник выскользнул из его пальцев. А глееварин сзади подступил к Хэлесси почти вплотную. Сейчас он положит руки ему на затылок. И вытащит из него все. Глядя в их направлении, Камёлё вдруг заметила ӧссеанина – его темный силуэт, очертания плеч и ушей, поднимающихся словно крылья летучей мыши… и руки, протянутые будто при благословении или атаке зомби.

Глеевари почувствовала, как из его пальцев бьют ключом мощные потоки силы. Глееварин был уверен, что обнаружил источник всех психотронных сбоев, и об основах безопасности уже не беспокоился. Он был на виду, будто под увеличительным стеклом. Ненависть. Обжигающее чувство унижения, поскольку что-то… кто-то имел дерзость встать на пути избранных орудий ее эминенции досточтимейшей. И жажда мести. Буря задела его брата – и он с тех пор непрестанно искал виновника вместо того, чтобы допустить, что силы Кораблей слепы и что в несчастье виноваты также высокомерие и легкомысленность, с которыми он и его брат оставались в эпицентре даже после того, как все началось. Он желал выместить злость… и делал это.

Эдгар Хэлесси лежал распростертый на земле. Глееварин опустошал его мозг и вырывал из него информацию… с сокрушительной силой, словно лом, рассекающий кусок масла. Человек был совершенно беззащитен. Он не знал, как действовать. Не мог утаить ничего, ничего – и глееварин явно понял это в первую же секунду. Хватило одной минуты, чтобы отмести слабые попытки защитить себя и получить от него абсолютно все, что ему хотелось, – и то, чего он получить не ожидал: информацию, прогнозы, планы, имена. Глееварин высасывал все это, будто ласка куриное яйцо, и сохранял в памяти. Камёлё наблюдала за этим смерчем: мимо ее ушей просвистел, будто град во время летней грозы, поток незначительной информации и чужих судеб, далеких и абсолютно безразличных…

Ёлтаӱл.

Это слово задребезжало в ее мысли; кучка знакомых знаков, которая привлекла внимание, проблеск в серости. Ёлтаӱл; этот мужчина знаком с Ёлтаӱл; Рё Аккӱтликс, он наверняка был в магазине… возможно, там и приобрел свой камень… и явно говорил с ней не один раз, если помнит ее… как и ту неизвестную Паӱсуё…

Камёлё занервничала. Это может ничего не значить… сеть невинных отношений и случайных событий… но что сделает Маёвёнё, когда получит список имен? Какой заговор она обнаружит?

Глеевари сжала зубы. Если Церковь станет проверять Ёлтаӱл, то наткнется и на нее.

Нет. Она не может позволить этому глееварину уйти.

Камёлё осмотрелась. Ее сердце колотилось, а страх сжимал горло, но она знала, что должна действовать; она должна это сделать, довести до конца, прямо сейчас, пока не о чем жалеть. Лучше его оглушить. А глееваринским способом вмешаться уже позже, чтобы нельзя было узнать: сделать так, чтобы он ничего не помнил, и надеяться, что провал спишут на сотрясение мозга. Глееварин стоял у кучи обломков метров десяти в высоту. Конечно, она не собиралась красться к нему с дубиной в руке. Камёлё использует телекинез. В этой куче наверняка найдется подходящая штука, которая сможет отвалиться и полететь в правильном направлении, чтобы произошел несчастный случай. С ворами металла часто происходит такое – на кладбищах автомобилей что-то падает на голову.

Мгновенное исследование показало ей отломанную часть оси поезда – не настолько тяжелую, чтобы его убить. Камёлё сделала несколько шагов в сторону и искала позицию поудобнее, с которой проще регулировать траекторию. Она не хотела задеть Хэлесси. Нужно подождать, пока глееварин от него отойдет.

Однако тот уходить не собирался. Эд Хэлесси пытался встать, но ӧссеанин лишь поднял руки выше, затем взмахнул рукой – и землянин со стоном упал обратно на спину. Камёлё видела, как глееварин склоняется к нему, и заметила новую волну атаки.

«Почему?!» Это не имело никакого смысла. Ведь глееварин все получил; чего еще он хочет? Было бы разумно поскорее закончить!

Но тут же Камёлё поняла, что его не интересует разумный подход. Не сейчас. Теперь она отчетливо видела его, фигуру в маскировочном черном: он широко расставил ноги, а руки скрестил на груди. Видела, как он прочесывает мозг землянина… как находит чувствительные точки, кнопки запуска боли. До нее вдруг донесся его смех. А потом он надавил на них.

Глееваринская мысль способна на это. Найти место. Приложить долото. Ударить.

Веселье начинается.

Камёлё передернуло. Она читала мысль глееварина, которая простиралась перед ней будто шведский стол. Такой идеальный и неосложненный образ мира! Четко определенные категории, простые выводы, не поддающиеся сомнению истины, подсознательные реакции. Черное и белое, уверенность без сомнений. Озарение. Он был Мечом Аккӱтликса, стражем чистоты, послом веры; врагом всех безбожников и неполноценных рас. Верил, что землянину оказывает услугу, указывая, где его место, – и что служит Богу и Церкви настолько хорошо, насколько возможно, потому что дает варварам прочувствовать пекло недовольства Аккӱтликса. Ментальные удары накаляли воздух. Камёлё чувствовала, как Эд Хэлесси задыхается… как борется и пытается не стонать вслух… но в этот момент боль пересекла все границы и в тишине раздался его сдавленный крик, первый – эхо и предзнаменование.

У нее потемнело в глазах. Она вдруг осознала, что это не закончится парой ударов, это вообще никогда не закончится, не закончится вовремя, потому что мыслимый конец – один – это месть, божий произвол, демонстрация возвышеннейшей доктрины и нижайшего инстинкта, а глееварин не собирается останавливаться, он не потрудится остановиться, пока этот человек еще остается жив. Эд Хэлесси корчился на земле и прижимал ладони к вискам в приливах страшной агонии… но Камёлё вдруг увидела Луса: Луса, распростертого на ковре; Луса, стоящего на коленях у дивана, сжимающего в зубах край подушки; Луса, которого медленно и необратимо убивает его болезнь; эта ирония, язвительность божья, насмешка всех вселенских сил; рӓвё, прямо как здесь…

Камёлё вдруг больше не могла выносить этого, не могла смотреть, в мгновении темноты и ненависти взмахнула рукой и смахнула всю верхнюю часть стальной горы… больше,