17,2 %, таким образом, по словам Струмилина, «враждебные пролетариату социальные группы… урвали из народного дохода больше, чем следовало»: сотни миллионов рублей зарплаты промышленного пролетариата «оказались в карманах кулацкой верхушки»[1648]. «За счет повышения сельскохозяйственных цен кулачество, — подтверждали «Контрольные цифры…», — получило в 1928/29 г. около 400 млн. руб. и середняки 150 млн.», в то время как планировалось перераспределить из города в деревню, через цены, всего 120–150 млн. руб.[1649]

С наступлением НЭПа «время, когда можно было их (крестьян) безгранично эксплуатировать, прошло безвозвратно, — подводил итог в 1926 г. из Праги видный экономист С. Прокопович, — Ни путем реквизиций и обложения, ни путем торговли у них не отберешь продукты их труда»[1650].

Проблема радикально обострилась с наступление этапа Реконструкции, когда потребность в ресурсах для индустриализации и в хлебе для городов возросла в разы. Для их получения, для осуществления индустриального накопления вообще, при любом общественном строе, необходимо, прежде всего, отделение Труда от Капитала и Ресурсов. Коллективизация, в объективных условиях России, как раз и решала эту задачу. Именно благодаря этому отделению Капитала от Труда, «коллективизация сельского хозяйства, — как отмечают В. Мау и И. Стародубовская, — позволила осуществлять практически неограниченное перераспределение средств на нужды индустриализации»[1651].

Первоначальное накопление

Только тогда и будем уверены, что святые эти денежки действительно на настоящее дело пошли, когда вступим, например, на окончательную, на суровую, на угрюмую экономию, на экономию в духе и силе Петра…

Ф. Достоевский, 1881 г.[1652]

«Только одни промышленные районы Вашей империи, — указывал в 1899 г. С. Витте Николаю II, — проявляют действительную способность создавать новые капиталы, которые и находят себе хозяйственное помещение; эти капиталы и являются главным двигателем нашего промышленного прогресса, но так как удельный вес этой промышленности в нашем огромном народном хозяйстве сам по себе невелик, то и этой сберегательной силы оказывается недостаточно для ускорения процесса образования самостоятельной отечественной индустрии. А нет капиталов — нет и знаний, нет и предприимчивости»[1653].

Именно в недостаток этих Капиталов уперся переход к этапу Реконструкции: «при нынешнем уровне развития промышленности, при ее современном удельном весе во всей экономике нашей страны — внутри самой промышленности мы, — указывал в 1928 г. А. Рыков, — не можем найти достаточно средств для того, чтобы обеспечить необходимый темп индустриализации… Поэтому теперь необходимо производить перераспределение общехозяйственных ресурсов в пользу промышленности»[1654].

Для того чтобы промышленность смогла стать источником Капитала необходимо прежде всего ее создать, для чего требуется осуществить первоначальное накопление Капитала. «Политика первоначального накопления», «Закон социалистического накопления» был сформулирован Е. Преображенским в 1924 г. «Закон первоначального социалистического накопления, — указывал он, — есть закон борьбы за существование государственного хозяйства»[1655]. Этот закон основывается на «усилении накопления в нашей промышленности за счёт всего хозяйства страны»[1656].

«Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства, чем менее то наследство, которое получает в фонд своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент социальной революции, — тем больше социалистическое накопление, — пояснял Преображенский, — будет вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства…»[1657]. Отношения между промышленностью и крестьянством, указывал Преображенский, в итоге уподобятся отношениям между метрополиями и колониями[1658].

И в этом не было ничего принципиально нового, на том же самом принципе строилось накопление Капитала и в Российской империи. Характеризуя его, еще в 1893 г. Д. Кандауров в «Гражданине» замечал, что особенности развития российской промышленности «обрекали её (аграрную Россию) на роль внутренней колонии для современных секторов экономики»[1659].

Закон Преображенского подвергся сокрушительной критике Сталина: «У нас имеются в партии люди, рассматривающие трудящиеся массы крестьянства как чужеродное тело, как объект эксплуатации для промышленности, как нечто вроде колонии для нашей индустрии, — негодовал Сталин в 1926 г., — Эти люди — опасные люди, товарищи. Крестьянство не может быть для рабочего класса ни объектом эксплуатации, ни колонией… крестьянство, для нас не только рынок. Оно является ещё союзником рабочего класса»[1660]. Теоретическому разгрому закона Преображенского была посвящена работа 1925 года Бухарина, критика которого основывалась на том, что при социализме действуют другие законы, чем при капитализме[1661].

Однако к лету 1928 г. настроения Сталина изменились прямо противоположным образом, он не только практически повторил закон Преображенского, но и дал ему еще более прочное обоснование: «Общий закон можно вывести из хода исторического развития индустриальной страны такой, — постулировал Сталин, — что за счет только своей собственной страны индустрия быстрым темпом почти нигде не развивалась. Либо данная страна, имеющая целью индустриализироваться, грабила систематически другие страны, либо получала серьезнейшие займы и на этот счет изворачивалась. У нас также шла индустриализация при царе… Грабить других мы не можем, не хотим для того, чтобы создать себе серьезный источник для кормления индустрии, займов нам не дают. Что же остается? Обратиться к внутренним силам. Где же эта внутренняя сила? Это крестьянство. Без того, чтобы не брать известную долю, серьезную долю дани, — я буду грубо выражаться, чтобы яснее было, — у крестьянства, мы двигать дальше быстрым темпом индустрию не в силах, не способны, не можем»[1662].

Действительно ни одна страна, не перешла в индустриальную эпоху опираясь только на внутренние источники накопления. Никакое самое доходное сельское хозяйство не могло создать их. Свершение индустриальной революции на Западе стало возможным только благодаря опоре на внешние источники Капитала. И на накопление этих Капиталов у Запада ушли столетия. Говоря о практике получения этих Капиталов, Г. Уэллс писал: «столкновения европейских колонизаторов с местным населением… приводило к ужасающим зверствам. Ни одна европейская страна не сохранила там чистые руки»[1663].

«Варварство и бесстыдные жестокости так называемых христианских рас, совершавшиеся во всех частях света по отношению ко всем народам, которые им удавалось поработить, превосходят все ужасы, — подтверждал в 1838 г. английский историк У. Хауитт, — совершавшиеся в любую историческую эпоху любой расой, какой бы она ни была дикой и невежественной, безжалостной и бесстыдной»[1664].

«Ненасытное стремление европейцев избавиться от бедности», — приводил пример экономический историк А. Туз, привело к тому, что «коренное население Северной Америки, а также большей части Латинской Америки и Австралии подверглось более‐менее целенаправленному геноциду. А для работы на плантациях риса, сахарного тростника и хлопка через Атлантику из Африки было доставлено 30 млн. рабов…»[1665].

На примере Испании, Португалии, Голландии, Франции и Англии, К. Маркс выводил общий закон первоначального накопления Капитала, который отчасти покоится «на грубейшем насилии,