Третье валлийское вторжение Эдуарда, начавшееся зимой в конце 1294 года, стало крупнейшим в его царствование. Его солдаты вошли в Уэльс в декабре, придерживаясь прежней тактики: королевская армия наносит основной удар, двигаясь из Чешира в Конвей, а верные лорды Марки в это время предпринимают независимые атаки с юга.

Несколько раз им пришлось отступать. Валлийцам удалось захватить значительную часть английского обоза. Зимой Эдуард попал в осаду в замке Конвей – сильное наводнение отрезало его от основных сил. Говорят, что король отказался от своей небольшой порции вина, приказав разделить ее поровну между остальными, а сам пил воду, подслащенную медом. Это был не более чем красивый жест. Когда вода спала, осаду легко сняли.

Весна, как и ожидалось, принесла англичанам победу. 5 марта войска под командованием графа Уорика разбили людей Мадога в битве при Майс Мойдог. «Это были смельчаки, лучшие из валлийцев, каких только видывал мир», – писал один из очевидцев, чье свидетельство сохранилось в хронике Хагнаби. Но они были не в силах противостоять английской военной машине, уверенной в своей стратегии и отлично оснащенной. После сражения Эдуард спокойно покинул Конвей и за три месяца объехал Уэльс, окончательно гася выдохшееся сопротивление. К середине июня 1295 года Уэльс был покорен, а лидеры мятежников схвачены.

И в этот раз победа далась англичанам довольно легко, не вызвав сколько-нибудь серьезного сопротивления. Но Эдуарду снова пришлось потратить огромную сумму: сама кампания обошлась в 54 с лишним тысячи фунтов, а после, с 1295 по 1300 год, на строительство замка Бомарис на Англси пришлось выделить около 11 300 фунтов. Кроме того, король упустил драгоценное время для вторжения в Гасконь.

И времени, и денег у него теперь оставались жалкие крохи. Гасконь отчаянно нуждалась в защите крупной армии – такой, какую Эдуард только что развернул в Уэльсе. Хуже того, в августе 1295 года французские корабли атаковали южное побережье Англии, Дувр был сожжен, погибли люди. Однако, когда Эдуард в том же месяце приехал в парламент, собравшийся в Вестминстере, он столкнулся со знакомым до головной боли подходом: около четверти английских магнатов заявили о полном нежелании служить короне на заморских территориях. Типичный для XIII века протест звучал в 1295 году так же громко, как и в 1214-м: Гасконь – дело короля, а не Англии.

Эдуард был в ярости. Он наложил жесткие финансовые санкции на тех, кто не захотел помочь ему оплатить компанию в Гаскони, и заказал строительство новых боевых галер для укрепления береговой обороны. Тем не менее паника ширилась. Правительство буксовало, и возникли слухи, будто французы уже готовят полномасштабное вторжение в Англию. Выяснилось, что придворный рыцарь Томас Турбервиль шпионил в пользу врага. Патрули прочесывали южное побережье от Кента до Корнуолла, а мужчины и женщины в тревоге устремляли взор на горизонт, высматривая флаги и паруса французского флота, явившегося разрушить королевство.

В отчаянии Эдуард прибег к тактике, которая всегда хорошо ему служила: к уступкам и консультациям. В конце ноября он созвал в парламент большую ассамблею баронов и епископов, рыцарей и представителей графств, городов и деревень. Это было крупнейшее политическое собрание, созванное Эдуардом со времен первого вторжения в Уэльс. Король прибыл в примирительном настроении, пообещав, что никто не будет разорен, примкнув к его кампании. Приказы, отправленные тем, кому следовало явиться в парламент, который позже назовут «Образцовым», взывали к долгу спасать отечество: «Король Франции, не удовлетворенный предательским вторжением в Гасконь, приготовил могучий флот и армию, чтобы вторгнуться в Англию и стереть английскую речь с лица земли».

Страну поставили перед необходимостью встать на защиту королевства от коварных французов. Но ко времени, когда Англия ответила на требование короля и съехалась на парламент, гасконское дело снова померкло перед кризисом поближе к дому. Как только Эдуард вернул себе власть над Уэльсом, его король-марионетка Иоанн Бэллиол лишился власти в Шотландии. Войну с Францией снова пришлось отложить, а Эдуард был вынужден переключить свое внимание на очередную проблему.

У войны с Шотландией было несколько причин. Но основной стала гордыня, задетая честь короля. Эдуард в своем желании вмешиваться в дела северного королевства вышел далеко за рамки простого отстаивания своих законных прав. Когда летом 1294 года был объявлен призыв в армию для освобождения Гаскони, он потребовал от Иоанна Бэллиола и еще 18 шотландских магнатов нести военную феодальную повинность в войне с французами. Война с Уэльсом помешала выполнению требования, которое еще раз проиллюстрировало, что Эдуард был твердо намерен в полной мере пользоваться своими королевскими правами в Шотландии, а не просто теоретически признавать их наличие.

По мере того как Эдуард становился все воинственнее, положение Иоанна Бэллиола в Шотландии ослабевало. Шотландские магнаты сошлись во мнении, что человек, который не в силах противостоять соседу, просто не может быть королем. В 1295 году они лишили Бэллиола власти и восстановили совет двенадцати, управлявший страной от его имени.

Эдуард серьезно просчитался и не учел, что, унижая шотландского короля, которого сам же и посадил на трон, он подрывает институт шотландской монархии. Вероятно, он действительно не видел сходства между своим обращением с Бэллиолом и требованиями французской короны в отношении Гаскони. Неспособность Эдуарда сопереживать трудностям своих оппонентов стала причиной большинства мятежей, восстаний и кризисов его царствования. В 1295 году он умудрился объединить двух врагов, которые останутся союзниками на следующие 365 лет. В феврале 1296 года шотландское правительство ратифицировало договор о дружбе с Францией. Так родился Старый союз.

Армия Эдуарда выдвинулась на север, в направлении Шотландии, в феврале 1296 года, с намерением надолго преподать болезненный урок мятежному вассальному королевству за демонстративное неповиновение власти английского короля и дерзкий союз с французами. С прибытием короля в центре внимания оказалась нечеткая государственная принадлежность пограничных территорий. Граница между Шотландией и Англией была политической, не культурной, – в зоне изменчивого верноподданства не существовало четкой постоянной линии, разделяющей два королевства. Граница была нечеткой, а вот кровавые последствия войны – до предела реальными.

Пока армия Эдуарда маршировала к границе, шотландцы начали военные действия, отправив в Камберленд партизанские отряды, которые терроризировали население и уничтожали деревни вокруг Карлайла. Англичане же не торопились вступать в бой, решив подождать окончания пасхальных торжеств. Их первой жертвой стал Берик-на-Туиде, пограничный городок на северо-востоке Англии, вечное яблоко раздора меж двух королевств: превосходная база, откуда можно было предпринимать вылазки как на север, так и на юг, в зависимости от того, кто удерживал город. Битва при Берике, как и короткая, решительная и беспощадная кампания, ею начатая, была варварским, кровопролитным сражением, которое оставило по себе долгую память и в английских, и в шотландских песнях и хрониках.