Клиффорд замолчал и стал набивать свою трубку. Мейер с рассеянным видом наливал себе из бутылки. Что касается Бениты, то она с любопытством рассматривала странный старинный золотой с проделанным в нем небольшим отверстием и мысленно спрашивала себя, какие ужасы и кровопролития видел этот кружок металла.

– Оставь это себе, – сказал отец, – его можно привесить к твоему браслету.

– Благодарю тебя, отец, – ответила она, – хотя, по правде сказать, не знаю, по какому праву я должна присвоить себе весь португальский клад, ведь больше мы не увидим из него ни одной монеты.

– Почему вы так думаете, мисс Клиффорд? – быстро спросил Мейер.

– Вы сами знаете почему. Это вытекает из всей истории, ведь туземцы не позволят вам даже искать его; впрочем, искать и найти – вещи совершенно разные.

– Туземцы могут изменить свое решение, мисс Клиффорд. История, которую вам рассказали, еще не окончена, она только начинается, и скоро вы узнаете ее вторую главу. Клиффорд, могу позвать гонцов? – И он встал и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

После его ухода ни мистер Клиффорд, ни его дочь не произнесли ни слова. Бенита, казалось, была поглощена золотой монетой, которую старалась надеть на маленькую цепочку своего браслета; в это самое время в ней опять пробудилось то странное, уже знакомое ей чувство. Она ощутила ужас, как тогда на пароходе в день катастрофы. Снова на ее душу пала тень от надвигавшейся смерти и мучительного страха. Золотая монета, казалось, говорила ей о чем-то, но – увы! – она не могла понять ее языка. Она только знала, что ее отец, Джейкоб Мейер и – да-да – Роберт Сеймур имели отношение к этой трагедии. О! Как же это могло быть, когда он умер? Каким образом эта золотая монета служила им связью? Этого она не знала, да и не хотела знать. Зато она знала, что пойдет за этим кладом на край света и даже, если нужно, дальше, если только это приведет ее к нему.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Джейкоб Мейер; за ним следовали трое туземцев. Но Бенита не видела и не слышала их; ее душа витала где-то далеко. Она стояла прямая и неподвижная, под самой лампой, бросавшей на нее свой свет, одетая с ног до головы в белое, так как она носила траур только в своем сердце.

На ее лице и в широко раскрытых темных глазах было такое странное выражение, что Джейкоб Мейер сразу заметил это и остановился как вкопанный. Туземцы тоже обратили на это внимание и также остановились. Все четверо стояли в конце длинной гостиной, не сводя глаз с белой фигуры Бениты.

Все четверо стояли в конце длинной гостиной, не сводя глаз с белой фигуры.

Один из туземцев указал на нее своим тонким пальцем и что-то шепнул другим. Мейер, понимавший их язык, уловил этот шепот. Туземец сказал:

– Смотрите, Дух Скалы!

– Какой дух, какая скала? – тихо спросил Джейкоб.

– Дух женщины, которая посещает Бамбатсе; это ее видели наши глаза, – ответил туземец, не отрывая взгляда от Бениты.

Бенита слышала шепот и знала, что говорят о ней, хотя она не разобрала ни одного слова. Девушка с усилием прогнала охватившее ее странное состояние оцепенения и с глубоким вздохом опустилась в стоявшее возле нее кресло. Тогда один за другим гонцы стали подходить к девушке, и каждый из них низко кланялся ей, касаясь пальцами земли и не отрывая взгляда от ее лица. Отца ее они приветствовали только поднятием руки.

Она с любопытством смотрела на них, да и действительно они представляли своеобразный интерес. Это были высокие, стройные люди, со светлым оттенком кожи, с тонкими подвижными лицами. В них не чувствовалась негритянская кровь, скорее можно было предположить, что они происходили от какого-нибудь древнего исчезнувшего народа вроде египтян или финикийцев; казалось, их предками были люди, принадлежавшие много тысяч лет тому назад к мудрому, цивилизованному народу, быть может, посещавшие дворцы фараонов или царя Соломона.

Покончив с приветствиями, гонцы уселись в ряд на пол, завернувшись в свои просторные меховые кароссы, и стали ждать в полном молчании.

Джейкоб Мейер немного подумал и сказал:

– Клиффорд, можете ли вы взять на себя труд перевести вашей дочери то, что будет сказано здесь, чтобы она могла в точности понять, что произойдет?

Потом он повернулся и обратился к туземцам:

– Вас зовут Тамас, Тамала и Хоба. И вы, Тамас, сын Молимо из Бамбатсе, которого зовут Мамбо, а вы, Тамала и Хоба, его советники. Так ли это?

Они утвердительно кивнули в ответ.

– Отлично. Тамас, расскажите нам всю историю и повторите ваше поручение, чтобы эта леди – леди Бенита – тоже узнала все, так как она принимает участие в нашем деле.

– Я понимаю, что она принимает участие, – ответил Тамас. – Мы читаем на ее лице, что ее участие важнее всех. Без сомнения, именно о ней вещал Дух Бамбатсе моему отцу. Слова, что я сейчас произнесу, будут словами моего отца, которые я приехал передать вам.

«Когда вы, двое белых людей, четыре года тому назад посетили Бамбатсе, то вы попросили меня, Мамбо, допустить вас в священную крепость для того, чтобы искать сокровище, спрятанное там португальцами во времена моего предка в шестом поколении. Тогда я отказался вас впустить или даже показать вам священное место, так как я по своему рождению состою хранителем клада, хотя и не знаю, где он зарыт. Но в настоящее время я оказался в большом затруднении. Я узнал, что Лобенгула, узурпатор, правящий племенем матабеле[22], разгневался на меня по многим причинам, главным же образом за то, что я не посылаю ему надлежащую дань. Мне стало известно, что будущим летом он собирается послать на меня войско, чтобы стереть с лица земли и меня самого, и весь мой народ, сжечь мое селение, как пожар выжигает луга. У меня нет сил противиться ему: он силен, а я слаб, да и мой народ не отличается воинственностью. Из поколения в поколение макаланга были торговцами, землепашцами, искусными работниками по металлу, они всегда были людьми мирными, не желающими убивать или быть убитыми. И их так немного. А потому у меня нет силы противостоять Лобенгуле.

Я помню, что вы приносили с собой ружья, которые могут убивать людей и животных издалека. Если бы у меня было достаточное количество таких ружей, я бы из-за моих стен мог убивать воинов Лобенгулы, которые вооружены ассегаями. Поэтому, если бы вы доставили мне сотню хороших ружей с необходимым количеством пороха и пуль, то я мог бы, согласно откровению, полученному мною свыше, допустить вас к святому месту, разрешив вам искать спрятанное золото; в случае, если бы вы нашли его, вы могли бы унести его с собой без всякого препятствия с моей стороны или со стороны моих людей. Но я не хочу скрывать от вас истины. Ни вы, ни другие никогда не найдете этого клада. Его не найдет никто, кроме того единственного, кто для этого предназначен. Так говорила белая девушка во времена моих предков. Они слышали это собственными ушами, а я слышал своими ушами от их потомков, и так оно и есть.