Тир презрительно фыркнул и тут же получил отповедь Риттера:

– А ты лучше молчи. Сам-то хорошо устроился, у тебя Блудница есть. А у нас кто?

– Любовницы? – предположил Тир.

Возникла недоуменная пауза.

– Кхм, Суслик, – аккуратно заговорил Падре, – так в каких, говоришь, ты отношениях со своей машиной?

– Чушь, – шипел Тир, глядя, как Риттер накладывает на карту Вальдена сетку, делящую империю на пять равных частей, – сумасшедший дом. Вы заразились от Шаграта.

Они действительно заразились. Может, не от Шаграта, может, это как раз Шаграт от кого-то подхватил заразу? В любом случае Старая Гвардия сошла с ума всем коллективом. За исключением Тира, разумеется.

Они решили, что Эрику нужна жена.

Это была какая-то дикая, совершенно человеческая нелепость, для обоснования которой использовалась дикая, совершенно человеческая аргументация. «Потребность в близкой душе», «плохо, когда тебя никто не ждет», «каждый хочет любить и знать, что его любят», «Эрику нужен кто-то родной и понимающий»…

Чушь! Никому, вообще никому, в том числе и Эрику, не нужен никто. Это человеческая выдумка, искусственно созданные представления о правильной жизни, механизм выживания. Люди создают семьи, чтобы им комфортнее было плодиться и размножаться и поддерживать численность популяции.

Человек – животное общественное, но потребности в ком-то особенно близком в человеческих инстинктах нет. Отсутствует такая потребность. Лучше всего человек функционирует, когда никто и ничто не отвлекает его от выполнения основных обязанностей. Лучше всего человек живет, когда в его жизни нет никаких расслабляющих факторов. Семья – расслабляющий фактор, снижающий эффективность функционирования. Семья требует внимания, времени и сил. Эрику и так-то не хватает времени на то, чтобы летать и заниматься государственными обязанностями, и нагружать его сверх того не то что бесполезно, а просто-напросто вредно!

Эти мысли, не сложные даже для понимания Шаграта, Тир изложил в максимально доступной форме.

Последний аргумент, поначалу казавшийся ему неотразимым, но по мере того, как не находили адекватного отклика предыдущие доводы, постепенно терявший убойную силу, гласил:

– Любовь – это на девяносто процентов физиология. Если бы организм Эрика испытывал потребность в любви, Эрик давно бы влюбился.

Они снова примолкли, бравые старогвардейцы, не искушенные в вопросах человеческой психики.

А потом Риттер покачал головой, то ли недоверчиво, то ли удивленно:

– И на это Цыпа хочет стать похожим?

– Риттер, – сказал Падре, – будь милосерднее. Он же не виноват, его таким создали.

– Да знаю я. Мне его жалко, вот я и злюсь.

– Идиоты, – буркнул Тир. – Романтичные придурки.

Это было похоже на стену.

На прозрачную глухую стену. Она время от времени появлялась из ничего, отделяя его от остальных старогвардейцев. Нормальное явление, никогда раньше он не удивлялся и не беспокоился по этому поводу. Но никогда раньше не приходилось спорить по настолько принципиальному вопросу. Разумеется, Тир понимал, что ни Старая Гвардия, ни даже вся королевская конница и вся королевская рать не добьются результатов в таком тонком и неоднозначном деле. Придумали тоже: найти женщину, которая гарантированно полюбит Эрика, и главное, в которую гарантированно влюбится сам Эрик. Любовь – это штука такая, очень случайная.

Хотя… ее ведь можно рассчитать. Зная Эрика, зная его вкусы и предпочтения, зная, пусть и поверхностно, что у него за душой, можно вычислить параметры наиболее подходящего объекта и превратить, таким образом, случайность в закономерность.

Тир ненавидел случайности. Тир не понимал любви. Найти для Эрика женщину, которую тот полюбит, – взаимно или нет, это уже другой вопрос, – значило бы одержать частичную победу над случайностями и доказать, что нет никакого возвышенного и одухотворенного чувства, а есть лишь набор подходящих друг к другу параметров двух мыслящих организмов. Задача, поставленная таким образом, выглядела… увлекательно.

Эрик, в его-то годы, уж, конечно, и сам мог бы найти себе жену. Он и нашел однажды, еще в молодости. Где-то в промежутке между захватом альбийских городов и завоеванием Геллета выбрал время и влюбился.

Влюбился ни много ни мало в министра финансов империи Анго, Ильву Тойе, шефанго лонгвийского происхождения. Эрик, несмотря на то, что Лонгвиец так и не признал его отца, считался шефанго со стороны матери – Марты Сернервилл, министра финансов Лонгви. Роман с Ильвой длился больше года, за красивой парой с удовольствием наблюдали и лонгвийцы и жители Шенга – столицы Ям Собаки. Но когда зашла речь о свадьбе, вмешался Священный Хирт и выяснилось, что семьи Тойе и Сернервилл состоят в близком родстве.

Чудовищный бред! Родство это было близким только с точки зрения шефанго по крови, знать не знающих, что такое человеческие родственные связи. Но Священный Хирт, в чью задачу входил контроль за развитием крайне малочисленной популяции кровных шефанго, не делал разницы между ними и людьми, получившими этот статус.

Эрик и Ильва попытались апеллировать к Торанго. Тот рассмотрел дело и согласился с постановлением Священного Хирта.

Тогда Эрик отказался от подданства Ям Собаки, отказался от своего статуса шефанго и заявил, что теперь Священный Хирт ему не указ. Если бы Ильва сделала то же самое, они могли бы пожениться. Но она осталась шефанго. И это понятно, для нее отказ от статуса был бы слишком большой жертвой.

Большей, чем любовь.

Ильву Тир понимал и ее выбор одобрил.

Эрика… не понимал абсолютно. Каким образом одна неудачная любовь мешала влюбиться еще раз или еще много раз, было неясно.

– Ну и? – Он снова посмотрел на карту, поделенную на равные куски. – Вы собираетесь летать по всему Вальдену и искать благородных девиц на выданье?

– Мы, – уточнил Падре, – «мы» – это значит и ты тоже. Встанем, пойдем по городу, по улицам и площадям, и будем искать[15]… Да не боись, Суслик, перепись недавно была. На девиц надо просто смотреть, и если не смертельно страшные, приглашать в Рогер на Рождество. У нас тут у всех вкусы разные, так что будет из чего выбрать.

– Смертельно тупые подходят?

– Ну если уж Эрик терпит смертельно тупого демона, то стерпит, наверное, и девицу. Не делай такую унылую морду, в твоем квадрате усадеб с дочками почти нет.

– Только с сыновьями, – вставил Риттер.

– Сыновей смотреть?

– Разве что для собственного употребления. Эрику их не привози, не надо.

– У меня Шаграт есть.

– Ага, я здесь, – сказал Шаграт, не особо вникая, – а как быть, если девка для Эрика, а западет на нее Падре? Или Риттер?