– То есть ты считаешь, шеф, что она все-таки утаила…

– Не будь идиотом, Сашка, – перебил Лысый. – Дура-то она, конечно, дура, но прекрасно понимает, что с нуля в ее возрасте начинать нелегко, да еще в другой стране. Если бы она на самом деле сидела в глубокой заднице – как мы предполагали, – то осталась бы здесь и попробовала бы выплыть. Она по-настоящему хороший бухгалтер. В плане мужиков – другое дело, но работу, причем весьма неплохо оплачиваемую, найти смогла бы. У нее здесь давние связи. Воспользовалась бы ими, покрыла нас последними словами (сам знаешь: далеко не все считают нас ангелами-хранителями) – и устроилась бы. Нет, она намылилась в Германию. Но вот зачем? Чем она там планирует заниматься? Кем работать? На что жить? Она не девочка и много поездила, понимает, что за просто так ни в Германии, ни в Швейцарии деньги платить не будут, тем более эмигрантке. И вообще могут никуда не взять. Следовательно, едет не на пустое место. Или не с пустыми руками.

– Не беспокойся, шеф, – сказал Сцепщик. – Все будет сделано.

* * *

В конце июля Руслан с Каратистом вернулись из Германии в Петербург и отчитались перед Лысым о проделанной работе.

Иосиф долго возмущался, что «эта сучка» посмела скрыть от него триста три штуки «зелеными»! И «загородный домик» ее не сломил – молчала как рыба, не то что хлюпики мужского пола.

– Но все хорошо, что хорошо кончается, – заявил Иосиф своим ребятам.

Для них, конечно, все завершилось очень неплохо, а вот для Арины с Таней…

* * *

«У вашей матери отравление газом. Несчастный случай», – сообщили рыдающей девушке полицейские, когда она вернулась в крохотную квартирку в Штутгарте вместе с Манфредом – молодым человеком, с которым познакомилась две недели назад и которого собиралась сегодня представить маме. Но мамы уже не было.

Таня заливалась слезами на плече молодого немца, теперь единственного близкого ей человека. Бабушка, мамина сестра и тетя Надя остались в России. После событий последних месяцев Таня подозревала, что с мамой произошел совсем не несчастный случай, но у нее не было никаких доказательств и, конечно, она боялась за свою жизнь.

Манфред предложил Тане пойти в тот вечер к нему. Она согласилась – больше ей идти было некуда.

Последняя неделя апреля

Марина Самсонова стояла у плиты и варила куриный бульон из одной «ноги Буша». Побольше рису, пакет замороженных овощей – и получается первое на всю семью. На второе – огромная кастрюля ленивых голубцов, правильнее было бы сказать, капусты с мясным соусом, потому что на три кочана Марина клала только полкило фарша, ну и опять, конечно, рис. Сегодня у них во всех блюдах рис – день китайца. Марианна Мальцева, помнится, говорила, что в Китае рис едят лишь малоимущие, и в ресторанах солидным клиентам его не подают, если только специально не закажут. Рис – пища бедноты.

Марина смахнула слезу. Ей опять было жалко себя и очень хотелось напиться. В последнее время напиться хотелось постоянно, и она делала это при первой возможности. Больше ничего не оставалось.

У девок своя жизнь. Марьянка вся в работе, а теперь у нее еще младенец на подходе… Но Марьянке будет чем его кормить. С ее-то заработками. Кстати, а она в декретный-то собирается? Марина ответила сама себе: скорее всего нет. Марьянка не может без работы, это только такие женщины, как Марина, мечтают подольше на законных основаниях посидеть дома. Три года не работать – счастье. Но для Марьянки подобное немыслимо. Интересно, а кто отец?

В конце концов Марина была вынуждена признать, что ее мать и Марьянка были правы: ей самой тоже надо было рожать одной, разводиться со Славкой и устраивать свою личную жизнь. Может, жила бы сейчас, как человек, а не сидела в полном дерьме.

Слава богу, хоть на улице потеплело. Не так ужасно целый день торговать у метро. Правда, одну руку за эту зиму она все-таки обморозила. Что-то будет на следующий год?

Марина решила, что не надо думать о будущем, в особенности, когда оно не предвещает ничего хорошего. Со Славкой бы надо развестись, но, с другой стороны, зачем платить лишние деньги государству? Ей ведь не горит. Было бы за кого идти…

Внезапно в дверь позвонили.

«Кого еще черт несет? – подумала Марина. – Небось, опять инвалид хлебушка просит, украинки или белоруски продукты предлагают, а может, точильщик пришел».

– Кто? – спросила Марина, уже готовая отправить просителя куда-нибудь подальше.

– Слава, – ответил знакомый голос из-за двери.

Марина застыла на месте. Выпустили? Вернулся? У нее почему-то пересохло в горле. Женщина трясущейся рукой отодвинула защелку, повернула замок.

На пороге стоял небритый, осунувшийся Славка. Муж посмотрел ей прямо в глаза. Взгляд его был мрачным и злым. Казалось, что в этом мужике, представшем перед Мариной, нет ничего от веселого, разбитного парня, в которого она по уши влюбилась в десятом классе. Это был совсем другой, незнакомый ей человек.

– Пустишь? – спросил Славка.

Марина молча отступила в сторону.

Славка скинул обувь, сунул ноги в свои старые тапки со стоптанными задниками, валявшиеся в общей куче, и повернулся к жене.

– Пожрать есть?

Марина с трудом погасила в себе порыв заорать что-нибудь на тему: не успел прийти и сразу же требуешь жрать. Вместо этого она сказала:

– Проходи на кухню.

Славка плюхнулся на табуретку, обвел взглядом маленькую кухоньку, словно видел ее впервые, провел рукой по волосам, потом по отросшей щетине и снова посмотрел на жену. Ей стало неуютно от этого взгляда.

– Рюмку налить? – предложила Марина.

– Нет, – покачал головой Славка. – Хватит с меня.

– Чего хватит? – не поняла Марина.

– Пить, – кратко ответил муж.

Марина вопросительно посмотрела на Самсонова.

– Да, – кивнул он. – Хватит. И тебе, кстати, тоже.

– Слушай, ты!.. – заорала Марина, но осеклась под неотрывным взглядом Славки.

Марина помолчала немного, налила мужу тарелку супа, подумала, положила в нее половину куриной ноги, решив, что Виталику и так хватит, порезала хлеб.

Славка с жадностью набросился на еду. Марина сидела напротив и наблюдала за тем, как он ест. У нее по щекам потекли слезы, потом она зарыдала в голос и опустила голову на руки.

Самсонов положил ложку, встал, подошел к Марине и обнял ее за плечи.

Она продолжала рыдать.

– Маришка… Маришка… Все будет хорошо, – говорил Славка. – Теперь все будет хорошо. Перестань…

Женщина прижалась к груди мужа. Поток слез не уменьшался. Марина то гладила Славку по небритым щекам, то целовала.

Они не заметили, как оказались в постели. Все было, как в первый раз, – словно они именно теперь начали познавать друг друга. Каждый старался доставить партнеру максимум удовольствия, лаская и покрывая все тело поцелуями. Потом они долго молча лежали в объятиях друг друга, удовлетворенные, изможденные и покрытые капельками пота.