Интересное мнение о вожде приводит В. М. Чернов: «Его (Ленина. — А. А.) ничем не преоборимый, действенный оптимизм, даже в такие моменты, когда все дело казалось погибшим и все готовы были потерять головы, не раз оправдывался просто потому, что Ленина вовремя спасали ошибки врагов. Это бывал просто слепой дар судьбы, удача; но удача венчает лишь тех, кто умеет держаться до конца даже в явно безнадежном положении. Большинство сдается, не дождавшись этого конца — не хочет даром тратить силы, не хочет явно ненужных и бесполезных жертв. И по-своему они правы и благоразумны; только их благоразумие часто не позволяет случайной удаче их выручить. Вот почему есть некое высшее благоразумие в неблагоразумии человека, готового истощить до конца последнюю каплю сопротивляемости вопреки всему, вопреки стихии, логике, судьбе, року. Такого благоразумного неблагоразумия природа отпустила Ленину необыкновенно много — быть может, чересчур много». Ошибки врагов, о которых упоминает Чернов, это в том числе и его собственные ошибки. Он был, как мы помним, в рядах «вольных каменщиков» и владел информацией для посвященных. Разработанный стратегами Ордена план передачи верховной власти Советам никакого вооруженного восстания не предполагал. Его инициировал и организовал лично Ленин. Да, его враги ошибались, но ошибались они, в первую очередь, потому, что хуже знали политическую ситуацию и медленнее принимали решения. Под «стихией, логикой, роком, судьбой» Чернов понимает масонский проект переустройства России. В октябре 17-го Ленин благоразумным неблагоразумием его серьезно «подкорректировал», если не сказать больше.

Как бы мы ни относились к политике Ленина, но нельзя отрицать, что он более остальных большевистских лидеров ориентировался на государственные интересы России. В этом смысле он был среди масонов «белой вороной», лишним! Что мы знаем, к примеру, о покушении на Владимира Ильича? «Как известно, 30 августа 1918 года почти одновременно в Петрограде и Москве было совершено два террористических акта. В первом случае был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий. Во втором — ранен председатель Совнаркома Ленин. Террористы — Канегиссер и Каплан — были одной партийной принадлежности и национальности. Это неслучайное совпадение — даты, партийность, национальность, элементы направляемого из одного центра заговора по изничтожению Ленина» (Васецкий Н. Взгляд со стороны // Вождь. Саратов: Слово, 1992). Почему же Свердлов и Дзержинский так быстро прекратили расследование? Уж не потому ли, что нити заговора вели в «коридоры» Ордена?

Или еще одна темная страница в жизни вождя. 5 декабря 1922 года на IV конгрессе Коминтерна была принята резолюция, запрещающая коммунистам участвовать в масонских ложах, а уже на следующий день по требованию врачей Ленин был отправлен на отдых в Горки, где его 16 декабря сразил паралич. Внезапный приступ болезни помешал вождю провести реформу в высшем руководстве партии. Обратим внимание на первые строки, которые Владимир Ильич продиктовал, едва оправившись от удара (из «Письма к съезду»): «Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе (! — А. А.)… В первую главу я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни… Такая вещь нужна… для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить непомерное значение для всех судеб партии». Расширение состава ЦК исключило бы определяющее влияние коммунистов-масонов на политику государства. Так не ускорили ли они течение болезни вождя?

Историк А. М. Иванов, по-видимому, первым обратил внимание, что «Письмо к съезду» (так называемое «завещание») носит шифрованный характер. В книге «Логика кошмара» он пишет: «В последних произведениях Ленина и в «завещании» в том числе нет никаких признаков нарушения умственной деятельности автора. Ленинская логика остается четкой, как всегда. И вдруг: «Октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но… он также мало может быть ставим им в вину лично, как необольшевизм Троцкому». Что это? Откуда такая внутренне противоречивая фраза? Если виляния названной троицы не случайны, значит, они закономерны. Оступившийся раз может оступиться снова, и даже обязательно оступится. Значит, нужно предостеречь от этого человека. Но вместо предостережения вдруг: «это нельзя ставить им в вину». Почему? Если это не вина, то зачем об этом говорить? Получается какое-то странное противоречие. Но только на первый взгляд. На самом деле никакого противоречия нет. Перед нами масонский шифр». Шифр, добавим от себя, который как для масонов, так и для не масонам (после принятия известной резолюции IV конгресса Коминтерна) был абсолютно прозрачен. Ленин доводил до непосвященного большинства партии, что Троцкий, Зиновьев и Каменев — масоны. Вот почему еще ленинское «завещание» долгое время держалось в секрете.

У Бердяева есть небольшая работа «Духи русской революции». Во введении к ней философ пишет: «При поверхностном взгляде кажется, что в России произошел небывалый по радикализму переворот. Но более углубленное и проникновенное познание должно открыть в России революционный образ старой России, духов, давно уже обнаруженных в творчестве наших великих писателей, бесов, давно уже владеющих русскими людьми». Мысль очень глубокая и интересная! Бердяев ставит задачу выявить в русской литературе прообразы героев революции, духовных предтеч Лениных и бухариных. Решает ее он, однако, достаточно примитивно. Как ни популярен Николай Александрович сегодня среди читающей интеллигенции, но нельзя не признать, что это один из самых поверхностных русских философов. Хлестаков, Чичиков, Шатов, Верховенский, Иван Карамазов — вот примерный круг выделяемых им типов. Надо ли говорить, как смеялся бы Ленин, доведись ему прочитать нечто подобное. А где Чацкий, Бельтов, Базаров и т. д.? Разве не декабристы «разбудили» Герцена?

Известно, как пренебрежительно отнёсся Владимир Ильич к «Бесам». И здесь ему трудно что-либо возразить. Петр Верховенский и его пятерка — это карикатура. Создать психологически верный портрет главаря бунтовщиков Достоевскому тоже не удалось. Но в изображении отношений между тайной организацией и ее официальным лидером писатель, видимо, попал в самую точку.

Приведем отрывок из разговора Ставрогина и Шатова (начинает говорить первый):

«— Вы спрашиваете: как мог я затереться в такую трущобу? После моего сообщения (о готовящемся убийстве. — А. А.) я вам даже обязан некоторою откровенностью по этому делу. Видите, в строгом смысле я к этому обществу совсем не принадлежу, не принадлежал и прежде и гораздо более вас имею права их оставить, потому что и не поступал. Напротив, с самого начала заявил, что я им не товарищ, а если и помогал случайно, то только так, как праздный человек. Я отчасти участвовал в переорганизации общества по новому плану, и только. Но они теперь одумались и решили про себя, что и меня отпустить опасно, и, кажется, я тоже приговорен.

— О, у них все смертная казнь и все на предписаниях, на бумагах с печатями, три с половиной человека подписывают. И вы верите, что они в состоянии!

— Тут отчасти вы правы, отчасти нет, — продолжал с прежним равнодушием, даже вяло Ставрогин. — Сомнения нет, что много фантазии, как и всегда в этих случаях: кучка преувеличивает свой рост и значение. Если хотите, то, по-моему, их всего и есть один Петр Верховенский, и уж он слишком добр, что почитает себя только агентом своего общества. Впрочем, основная идея не глупее других в этом роде. У них связи с Internationale; они сумели завести агентов в России, даже наткнулись на довольно оригинальный прием… но, разумеется, только теоретически. Что же касается до их здешних намерений, то ведь движение нашей русской организации такое дело темное и почти всегда такое неожиданное, что действительно у нас все можно попробовать. Заметьте, что Верховенский человек упорный.