обрели совершенно иные, причудливые формы. Раковина, например, превращалась то в сложный завиток с какими-то странными прорезями, то в неправильной формы картуш с асимметричными отростками. Акант преобразился в некие тонкие листья неведомых морских растений. А орнамент в целом, обретя колеблющийся, то замедленный, то прихотливо-ускоренный ритм, стал игрив и праздничен.

Декоративный стиль, созданный для украшения интерьеров и произведений прикладного искусства, Франческо Бартоломео Растрелли использовал в убранстве фасадов своих строений, придав им тем самым еще бóльшую нарядность и пышность.

Нет, не случайно именно он стал законодателем российской архитектурной моды середины XVIII столетия; моды, которая во многом способствовала репрезентативному самоутверждению российского дворянства. Именно барокко и рококо четко отразили в торжественных и нарядных архитектурных ансамблях России середины XVIII столетия национальное осознание возросшей мощи и значимости государства, утверждение новой культуры как части единой европейской. И где-нибудь в Москве или Калуге, Твери или Киеве дом в «растреллиевом стиле» стал критерием «великолепности жилья», а следовательно, и мерой «почитаемости» владельца. Нет, не случайно большинство российских мастеров 40–50-х годов XVIII века работало, во многом подражая манере Растрелли.

Через сто с лишним лет историк петербургской архитектуры П. Н. Петров напишет, что эпоха «величайшего блеска строительного дела в России совпала с творчеством графа Растрелли», числившегося в придворной иерархии лишь ревностным исполнителем воли правительницы.

II

В начале лета 1744 года Елизавета Петровна стала поговаривать о поездке в Малороссию. Не государственные дела влекли туда императрицу, а сокровенная мечта — увидеть родину Алексея Разумовского. Пригожий чернобровый украинский пастух волею случая вознесся до невиданных высот, став тайным мужем Елизаветы, обладателем несметных богатств и неограниченной власти.

В середине июня по всем городам и селам на пути следования в Киев поскакали расторопные гонцы с наказом: готовить на подставах двадцать три тысячи лошадей, телеги и повозки для поезда государыни.

27 июня тронулись из Москвы. Сопровождало Елизавету Петровну до двухсот пятидесяти приближенных особ. А их, в свою очередь, — сотни и сотни слуг. Двигались не спеша, с удобствами. Любуясь пристойными видами и пируя на природе.

Через Тулу, Орел тянулся поезд к Глухову. На границе Малороссии государыню встретили казацкие полки в синих черкесках, в широких шароварах, в цветных, по полкам, шапкам. Полки стояли в линию, в два ряда. Первый полк, отсалютовав знаменами и саблями, срывался с места, скакал сзади фрунта и снова вставал вдоль дороги. Второй и третий поступали так же. Так и тянулась вдоль пути стена всадников.

Не спеша миновали Глухов, Нежин, Козелец и наконец 29 августа прибыли в Киев. Различные маскарадные действа и разряженный киевский люд, поставленный вдоль улиц, привели государыню в неописуемый восторг.

Жалуя свои милости древнему городу, повелела Елизавета Петровна возвести великолепный храм из камня в честь Андрея Первозванного, а для себя — путевой дворец, где можно расположиться в следующий приезд.

Исполнить желание императрицы поручили архитектору Шеделю, известному еще по Петербургу и недавно переехавшему в Киев.

Через год он отправил сочиненные проекты на высочайшее рассмотрение. Питал немец надежду обрести высочайшую милость. Только ничего, кроме конфуза, не получил. В милость снова вошел Франческо Бартоломео Растрелли. Ему теперь поручила Елизавета Петровна окончательное составление проектов.

Бросив дела, обер-архитектор полетел по Царицыному тракту в Киев.

Когда-то первый приезд в древнюю Москву стал для Растрелли открытием неизвестной ему и ни на что не похожей России, всегда вызывавшей удивление иноземцев. В Киеве открытия уже не случилось. Приехал по делам, по велению государыни, и спешил исполнить все как можно скорее, чтобы вновь вернуться в Петербург, к прерванной работе.

В Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге хранятся тщательные планы Ближних и Дальних пещер Киево-Печерского монастыря. На каждом листе рукой зодчего начертано: «Подземелье Киева. План, снятый по приказу императрицы Елизаветы Франсуа Растрелли, обер-архитектором императорского двора». Значит, не день и не два провел Растрелли в городе на Днепре. Снимал планы для возможного будущего строения колоколен у входа в пещеры. И такое желание высказывала императрица.

Место для дворца выбрали в Печерске, по дороге к монастырю. Позже обер-архитектор повторил для него чертежи дома, уже возведенного в Перове, под Москвой. В 1755 году архитектор Квасов, бывший ученик Земцова, построил киевский дворец. Нижний полуэтаж — каменный, а верх — деревянный. Восстановленный в 1870 году, после страшного пожара 1819 года, он стоит и по сей день в старом парке, почти на краю обрыва.

Также на высоком обрыве, только уже в старом Киеве, определили место и для будущего храма. Славился тот обрыв своими преданиями. Когда-то родилась легенда, что в незапамятные времена с этого места проповедовал христианство апостол Андрей. В 1086 году князь Всеволод основал здесь монастырь. После нашествия татар поднялась на вершине холма деревянная церковь. Дерево — материал непрочный. И на протяжении столетий одна постройка уступала место другой. Потом на этом месте насыпали большой земляной бастион. Теперь здесь предстояло подняться храму каменному, величественному, чтобы через века пронес славу о времени Елизаветы.

Проект такого храма Франческо Бартоломео создал, а возвести его — не оказалось ни сил, ни возможности. Петербургские строения были всё же важнее. Ответ за работы в Киеве приказали нести архитектору Московской дворцовой конторы Ивану Федоровичу Мичурину.

Погрузив на казенные подводы домашний скарб, жену, детей, летом 1747 года Мичурин отправился в Киев. Прибыв на место, рассудительный и обстоятельный московский зодчий выяснил, что проект свой обер-архитектор составил наспех, без учета существующих условий.

Только-только стали копать рвы для фундамента, как рыхлая земля бастиона поползла вниз. Под оползнем открылись мелкие роднички, породившие небольшой, но коварный водопадик. Пришлось Мичурину решать нелегкую инженерную задачу: выбирать грунт до материка на глубину почти 40 метров высоты самого храма, а потом выводить из котлована массивный фундамент.

Иван Федорович остроумно решил эту задачу: превратив основание будущего храма в двухэтажный жилой дом церковного причта. Правда, у дома есть некоторые особенности — окна выходят только на одну сторону, а перекрытия и стены внутри и снаружи не уступают в толщине крепостным.

История с фундаментом — только первое звено в цепи неожиданностей и трудностей, поджидавших Мичурина.

Легкими, быстрыми росчерками пера Растрелли нарисовал капители колонн и пилястр, орнаментальные картуши, украшения над окнами и по карнизу. Мичурину предоставили право искать подходящий материал для их изготовления. И в данной ситуации он нашел своеобразное решение: все декоративные украшения новой церкви сделать из терракоты. Подобные фризы уже существовали на многих строениях города.

Растрелли возмутился. 5 февраля 1750 года в Киев летит раздраженное послание: «Для лучшей крепости те арнаменты вылить чугунные». Вслед за посланием специальный гонец везет бумажные лекала, «что те места для чугунных оставлены были».

Для Мичурина это катастрофа. Сто пятьдесят керамических капителей для колонн и пилястр уже обожжены. Вдобавок ко всему он с ужасом замечает, что присланные