он предпринял лихорадочную погоню за Сарой Хелен Уитман, поэтессой-вдовой из Провиденса, увлекавшейся месмеризмом.

Странный роман начался в то время, когда Уитман, будучи подругой Эдгара по нью-йоркскому клубу, написала оду По, чей голос «как далекий гром» очаровал ее «фантазию». Впервые стихотворение было прочитано на вечеринке в честь дня святого Валентина у Энн Линч в 1848 году. Хотя Линч предупредила ее о «глубоко укоренившемся предубеждении против поэта», Уитман опубликовала его в марте в Home Journal под названием «Ворон».

В ответ По послал ей свое раннее стихотворение «К Елене», вырванное из опубликованного сборника, с личным посвящением, а также новое стихотворение, которое он опубликовал в Home Journal и также озаглавил «К Елене». Он воспевал ее глаза, которые, как ему казалось, он видел издалека, когда посещал Провиденс вместе с Фрэнсис Осгуд в 1845 году: «Они наполняют мою душу Красотой (которая есть Надежда)».

Осгуд вычислила предполагаемого читателя Уитман: «Ваше прекрасное воззвание достигло “Ворона”, и я полагаю, что до этого он набросился на ваш маленький голубиный домик в Провиденсе. Да защитит вас Господь, если это так! Он и в самом деле “славный дьявол, с большим сердцем и умом”».

Уитман ждала до конца лета, чтобы ответить ему напрямую, после чего между ними начались мучительные, изнурительные ухаживания.

По начал запланированное лекционное турне в Ричмонде. Друзья юности были рады его увидеть. Томас Уайт умер, и его первая встреча с новым редактором Southern Literary Messenger Джоном Р. Томпсоном была малоприятной: «Человек, называющий себя По, бродил по Рокетсу (довольно неприглядному пригороду Ричмонда) в состоянии опьянения и явной нищеты». Десять дней спустя Томпсон встретил его в «Альгамбре», салуне, «посещаемом игроками и фанатами спорта», где он, стоя на мраморном столе, декламировал отрывки из «Эврики» толпе, для которой это было так же непонятно, как иврит. В пьяном виде он вызвал редактора на дуэль.

В других случаях самообладание По радовало бледных джентльменов: Томпсон признал в нем «безошибочно образованного и воспитанного гражданина, с неописуемыми признаками гениальности на лице, которое казалось почти мраморной белизны»: «Он был одет с идеальной аккуратностью, однако его гардероб отчетливо говорил о бедности». По навещал свою сестру, Розали, в доме ее приемных родителей, Маккензи, и читал «Ворона», когда его просили.

Получив письмо от Сары Хелен Уитман, По поспешил вернуться на север. Из Фордхэма он написал ей письмо под вымышленным именем с просьбой дать автограф – ненужная уловка, поскольку общий друг обеспечил ему знакомство.

По появился у дверей Уитман в Провиденсе 21 сентября. Он был готов произвести впечатление и был готов к тому, чтобы его поразили. Взглянув на нее, По почувствовал «существование духовных приливов, совершенно недоступных разуму».

Позднее он сказал ей: «Голова кружилась под опьяняющими чарами вашего присутствия, и я не видел и не слышал вас никакими человеческими чувствами – только душой».

Они говорили о поэзии. Уитман спросила По, знает ли он недавно опубликованное анонимное стихотворение «Улялюм».

– Я его написал, – ответил По.

В качестве подходящего экстремального завершения их пьянящего первого свидания По попросил Уитман выйти за него замуж. Неделю спустя, после возвращения По в Нью-Йорк, она отказалась, но с душевным пылом: «Будь у меня молодость, здоровье и красота, я бы жила для вас и умерла с вами. Теперь же, если бы я позволила себе любить вас, я могла бы лишь насладиться ярким кратким часом восторга и умереть». Ее слабое здоровье и возраст – сорок четыре года, а ему тридцать девять – обрекли их надежды. По пообещал в ответ: «Я буду утешать вас, успокаивать, умиротворять. Моя любовь – моя вера – должна вселить в ваше лоно сверхъестественное спокойствие. Вы бы отдохнули от забот, от всех мирских волнений. Вам станет лучше, и вы окончательно поправитесь». «Возможны и другие исходы», добавил он с мрачной уверенностью: «А если нет, Хелен, если нет, если вы умрете, то, по крайней мере, я сожму вашу прелестную руку и с готовностью – о, с радостью, с великой радостью – спущусь с вами в могильную ночь». Она упомянула слухи о том, что у него «нет принципов, нет морального чувства», на что По возмущенно отмахнулся.

В конце октября По вернулся на север, остановившись сначала на несколько дней в Лоуэлле, штат Массачусетс, в доме Нэнси Ричмонд, которая называла себя «Энни». Согласно письмам, которые, по ее словам, были отправлены По и в которых он признавался в страстной любви к ней, он неохотно покинул Лоуэлл и отправился в Провиденс в плачевном состоянии. После «долгой, отвратительной ночи отчаяния» в гостинице он проснулся. «Я попытался успокоить свой разум быстрой ходьбой по холодному воздуху, но все было без толку: демон по-прежнему меня мучил». Он пытался покончить с жизнью: «Я купил две унции лауданума и, не возвращаясь в гостиницу, поехал на машине обратно в Бостон». Он написал предсмертное письмо, но прежде чем он добрался до почтового отделения, «рассудок полностью исчез», и его тело отвергло лауданум. Ужасно больной, он вернулся в Провиденс.

Что бы ни произошло накануне, Уитман обнаружила его в ужасном состоянии, ожидая в Атенеуме. Она мало что сделала, чтобы успокоить По, ткнув в него письмами от «друзей» из Нью-Йорка, которые ставили под сомнение его характер. В тот вечер он послал ей прощальную записку дрожащей от волнения рукой, а утром вернулся в ее дом в «состоянии бреда», говоря о «какой-то ужасной надвигающейся гибели». Уитман рассказывала: «Тон его голоса был ужасающим и разносился по всему дому. Никогда еще я не слышала ничего столь ужасного». В результате ему вызвали врача, который обнаружил «симптомы церебральной конгестии».

Уитман по понятным причинам опасалась брака, который «при любых обстоятельствах» казался всем ее друзьям «полным дурных предзнаменований». Однако, увидев По в таком жалком состоянии, она была тронута, как никогда.

Семья Уитман с отвращением отнеслась к этому союзу. «Моя мать не раз говорила в его присутствии, что моя смерть не будет для нее таким большим злом, как мой брак при столь ужасных обстоятельствах». И все же Уитман была готова взять на себя «бремя ответственности», чтобы спасти По от самого себя: «Любой, кто видел его в здравом виде, не мог находиться радом, не любя и не веря в искренность и доброту его натуры».

В Провиденсе Уитман посоветовала ему сделать дагерротипный портрет[77]. В результате получился незабываемый образ человека, смотрящего на мрачную судьбу и пытающегося сохранить самообладание. В состоянии возбуждения Уитман «все казалось предзнаменованием или знамением». Прощаясь с По 13 ноября, она посмотрела