– Класс? – нахмурившись, переспросила Мараси.

– Конечно. Чем, по-твоему, мы занимаемся на корабле целый день?

– Не знаю. Драите палубы? Вяжете узлы. Э-э-э… приводите в порядок… оснастку. Ну, чем обычно занимаются матросы?

Аллик вытаращил глаза, потом резким движением надвинул на лицо маску:

– Я притворюсь, будто не слышал, как ты только что сравнила меня с… моряком низкого корабля, мисс Мараси.

– Э-э-э…

– Если хочешь летать, нужно быть куда более необычным человеком, чем простой моряк. От нас ожидают, что мы будем джентльменами и леди. Мы швыряли людей за борт только за то, что они не знали нужных танцевальных па.

– Серьезно?

– Ага, серьезно. – Аллик помедлил. – Ну ладно, для первого раза мы привязали веревку к его ноге. – Он сделал жест, который, как она начала понимать, означал что-то вроде улыбки или смеха. – Он плясал под килем «Бранстелла» добрых пять минут и ругательствами призвал бурю. Зато больше не делал ошибок, танцуя баковый тристеп! И Свел всегда говорил ему…

Аллик осекся и притих.

– И? – подбодрила его Мараси.

– Извини. Его маска… ну, маска Свела. На стене…

«Ох!..»

Разговор увял; Аллик уставился вперед, потом внес несколько поправок в курс скиммера. Снаружи было темно, не считая редких огоньков размером с булавочные уколы, – это были города, теперь оставшиеся далеко слева от них. Сначала они обогнули хребет Серан, но примерно полчаса назад Аллик сменил курс и повел скиммер в горы. Теперь они летели над пиками на куда большей высоте, чем над Бассейном.

– Аллик. – Мараси взяла его за руку. – Мне жаль.

Он не ответил. И потому она нерешительно – полностью осознавая, что делает, скорее всего, нечто запретное, – приподняла его маску. Аллик не сопротивлялся, и Мараси увидела, что по щекам его стекают слезы.

– Я никогда их больше не увижу. «Бранстелл» потерпел крушение, мне на нем больше не служить. Проклятье, я ведь и свой родной дом больше не увижу, да?

– Конечно увидишь. Ты можешь туда полететь.

– «Вильг» не продержится долго на камне, который у меня есть, – возразил Аллик, вытирая сначала одну, потом другую щеку.

– Камень? – не поняла Мараси.

– Горючее. А ты что же, думала, «Вильг» летает, питаясь облаками и мечтами?

– Я думала, он летает благодаря алломантии.

– Алломантия толкает импеллеры. Но поддерживает ее эттметалл.

– По-моему, это слово тоже не перевелось, – заметила Мараси, нахмурившись.

– Вот, взгляни. – Аллик присел на корточки и открыл отсек, куда положил кубик – «алломантическую гранату», как ее назвал Ваксиллиум. Она была прикреплена к слабо светившейся металлической оболочке в центре. Аллик ткнул пальцем, и рядом Мараси увидела нечто более крупное, излучающее чистый белый свет. Камень, горевший как прожектор для подсветки.

«Или как сама алломантия», – подумала Мараси.

– Но что это за металл?

– Эттметалл. – Аллик пожал плечами. – В инициирующем кубе тоже есть немножко. Но чтобы поднять корабль вроде «Вильга» нужно намного больше, и много-много больше, чтобы поднять в воздух «Бранстелл». У вас нет этого металла?

– Думаю, нет.

– Того, что есть у нас в «Вильге», хватит для полета на протяжении дня или двух. Потом нам потребуется алломант, который будет толкать постоянно. Выходит, если его сонное величество не захочет лететь со мной до самого дома, я застрял, ага?

– Ты сказал, на «Бранстелле» есть больше.

– Да, но все забрали они. – Аллик ухмыльнулся. – Сперва эти злыдни не понимали, как с ним обращаться. Намочили. До чего хороший был денек.

– Намочили?

– Эттметалл взрывается, если его намочить.

– Да разве может металл взрываться, если его поместить в воду?! – удивилась Мараси.

– Этот может. Как бы там ни было, ваши злыдни держат в плену большую часть моих соплеменников.

– И мы их остановим, – твердо сказала Мараси. – Мы освободим твоих товарищей по экипажу, доставим тебя на корабль – или на один из этих скиммеров, если большое судно не полетит, – и отправим домой.

Аллик закрыл панель под приборным щитком и снова сел в кресло.

– Это мы и сделаем, – согласился он, кивая. Потом внимательно посмотрел на нее, все еще не опуская маску. – У вашего народа нет того, что есть у нас. Никаких воздушных кораблей. Думаешь, нам просто так позволят улететь, не потребовав взамен никакой информации об этой технологии?

«Ржавь, а он умен!» – подумала Мараси.

– Вы можете предложить губернатору какую-нибудь новую технологию, – сказала она вслух, – допустим, несколько медальонов. Потом пообещаете ему торговлю между двумя нашими народами, основанную на доброй воле – оказании помощи тебе и остальным для путешествия на родину. Это сотрет какую-то часть позора от того, что сделал Костюм.

– В моих краях есть те, кому этот ваш Бассейн может показаться… лакомым кусочком, раз уж он не защищен от атаки сверху.

– Тем важнее иметь союзников среди твоего народа.

– Может быть. – Аллик опустил маску. – Я ценю твою искренность. У тебя нет маски, чтобы скрыть эмоции. Так странно, но очень кстати в этом случае. И все же я не могу не задаться вопросом: не окажется ли все куда сложнее, чем ты говоришь? Если мы и впрямь разыщем реликвии, которые вы называете Браслетами Скорби, кто их заберет? Они наши, но я не могу себе представить, чтобы ваш металлорожденный лорд позволил им ускользнуть.

Еще один сложный вопрос.

– Я… честно говоря, я не знаю, – призналась Мараси. – Но можно сказать, что у нас столько же прав на них, сколько и у вас, – ведь тот, кто их создал, был нашим правителем.

– Правителем, которого вы убили, – заметил Аллик. – Но давай не будем об этом спорить, ага? Сначала найдем, что найдем, а потом решим, как быть. – Он поколебался. – Я должен тебе кое-что сказать, мисс Мараси. Возможно, мы найдем вместо храма всего лишь руины.

Она нахмурилась, поерзала на сиденье, жалея, что его маска уже не поднята и невозможно увидеть его настоящих чувств.

– Что ты имеешь в виду?

– Я рассказал тебе о тех, кто прибыл сюда в поисках храма.

– Об Охотниках? – уточнила Мараси.

Аллик кивнул:

– Они были воинами во времена до замерзания. Теперь они охотятся за ответом на вопрос, что с нами произошло, и за секретами, позволяющими предотвратить это в будущем. Мисс Мараси, я многих из них знал, и они бывают хорошими людьми – но очень-очень суровыми. Они верят, что Браслеты Скорби нам оставили в виде испытания, однако его суть противоположна той, которую предполагаем все мы. Они думают, Суверен хотел проверить, возьмем ли мы силу, которую брать не должны. И потому…