– Как она выглядела?

– Это была твоя сестра, я узнал ее.

– Зачем ты лжешь? Откуда ты знаешь мою сестру?

– Если ты говоришь правду, скажи-ка, во что она была одета?

Масуме, у всех нас была твоя фотография 6 × 4, которую ты сделала в фотоателье «Анжелика» для регистрации в школе. Я, Мохаммад и Ахмад одновременно достали из карманов фотокарточки и сказали: «Это была она? Мохаммад, заклинаю тебя жизнью твоего отца, подумай хорошо!»

– Зачем мне лгать?! Я спросил у иракцев ее имя.

– И что они ответили?

– Масуме Талиб.

Мохаммад не знал, что отца зовут Талиб, следовательно, это не могло быть неправдой. Мы незаметно вышли вместе с ним из хусейние. Мы позвали Карима, Рахима и Абдуллу и сказали: «Мохаммад, расскажи все от начала до конца! Положи руку на Коран и поклянись, что все, что ты говоришь, – правда!»

Он положил руку на Коран и сказал: «Да покарает меня Аллах и не даст мне встать больше с места, если я скажу хоть одно лживое слово!»

На этот раз он рассказал историю с большим волнением. Рахман, Сейед, Али и Хамид тоже вышли на улицу и окружили его.

Мохаммад сказал: «Другая ваша сестра тоже была с ней. Ее звали Марьям».

– Что?! – воскликнули мы. – Какая еще сестра? Подлец, ты хотел обвести вокруг пальца столько людей?!

– Наша сестра Марьям – еще грудной ребенок и лежит в колыбели!

Мы очень разозлились. Рахман вышел из себя, но сказал: «Подождите, не устраивайте драку! В конце концов, он наш друг».

Мохаммад в третий раз рассказал историю в больших подробностях. То, как он сам сбежал из плена, историю Ледяного Исмаила, который защищал свою честь, и историю с тем самым письмом о командировке, в курсе которого был Сейед. После этого нам стала понятна история твоего попадания в плен.

В это время из хусейние вышел отец и сказал: «Вы учредили здесь отдельную церемонию? Люди сидят в хусейние и бьют себя в грудь, а вы вообще-то – хозяева церемонии траура».

Все готовы были разрыдаться. Отец еще не успел договорить, как Рахман разрыдался и сказал: «Отец, ты прав, мы – хозяева траура. Скажи, чтобы прочли роузе об ее светлости Зейнаб, чтобы и мы били себя по груди и голове!»

Когда Рахман сказал это, мы больше не могли владеть собой и тоже разрыдались. Отец, побледнев, растерянно смотрел на нас. Абдулла отвел отца в сторону и сказал ему: «Отец, Масуме жива, она в плену у иракцев».

Отцом овладело состояние оцепенения. Он стал сам не свой после того, как услышал эту ошеломляющую новость. Он весь был в поту. Казалось, вся кровь, что есть в его теле, прихлынула к его лицу. Он взял в руки знамя Повелителя мучеников, понес его впереди траурного шествия и иногда из самых глубин своего сердца кричал: «О имам Хусейн!»

Церемония прощания с бабушкой завершилась, и мы начали первый день жизни без нее. Казалось, что бабуля оставила нас, чтобы принести нам из другого мира вести о тебе.

Мы пребывали в состоянии потерянности, в голове стоял туман. Не было ни смерти, ни жизни; мы находились не на земле и не на небе – в каком-то пограничном состоянии. Мы как будто дышали в вакууме, застряли где-то в чистилище, вращались вокруг собственной оси. Когда мы думали о том, что ты жива, мы радовались, но когда мы вспоминали, что ты в плену, мы начинали плакать. Это были не слезы слабости или, не дай Бог, унижения – нет, нам было жалко тебя! Мы плакали, потому что тебя, восемнадцатилетнюю девушку, взяли в плен, в то время как нигде в мире такая дикость не совершалась. Но мы гордились тем, что твоя судьба переплелась с судьбой внучки Пророка. Каждый раз, когда мы слышали, что режим Баас Ирака содержит иранских пленных в самых жутких и жестоких условиях, отец говорил с уверенностью: «Я убежден, что Масуме проявит терпение и никто не сможет сломить ее стойкость и сопротивление!»

Муж тети Сеноубар, который имел торговые отношения с арабскими странами, говорил: «Не волнуйтесь, если она в Ираке, мы найдем ее при помощи денег. Даже камень трескается, когда на него кладут деньги». Одному своему другу из Иордании он дал крупную сумму с условием, что тот принесет ему хорошие вести. Оппонент сделки ответил, что он добудет информацию, но будет ли она утешительной или горькой, он поручиться отказался.

Через неделю после бабушкиной смерти мы узнали о том, что тетя Сеноубар и тетя Нусрат попали в автокатастрофу. Потеря двух сестер, которые были утешением для матери, окончательно отравила атмосферу в доме.

Какое-то время все вокруг старались помочь нам, сообщить что-то новое, пересказать новости, репортажи и интервью с иранскими пленными, которые транслировали по радио и телевидению.

Поскольку я был ответственным оперативно-информационного отдела Корпуса, я отправился в лагерь «Паранд», который был лагерем иракских пленных в Иране. При виде того, в каких приличных условиях они живут, и зная, в какой тяжелой атмосфере приходится выживать тебе, у меня сердце обливалось кровью. Яйца, которые нам выдавались по купонам и за которыми люди стояли в очередях, были частью завтрака иракских пленных. Их лица и тела были свежи и бодры. Было очевидно, что со здоровьем у них все в порядке, так что не было даже надобности спрашивать об этом. Их рацион был очень разнообразным и включал в себя даже десерты. Кроме того, для них были организованы различные секции культурного, научного и образовательного характера. Каждый из них имел два комплекта одежды – для лагеря и выхода на улицу. Но интереснее всего было то, что их лагерь находился в одной из самых благоприятных климатических зон Ирана. Мы не скрыли ни одного пленного и для каждого из них организовали встречу с родными. Я поговорил со всеми военнослужащими, имевшими воинские звания, и офицерами, расспросил их на интересующие меня темы. Однако они отмалчивались и старались утаить даже те вещи, о которых нам самим было известно. И только повторяли: «Нас разлучили с родиной, но мы понимаем значение таких понятий, как “честь” и “защита семьи и близких”».

При Красном Полумесяце был создан Комитет военнопленных, куда приходили члены семей пленных иранцев, оставляли и получали письма. Комитет военнопленных стал для отца местом постоянных дежурств. График работы у него был такой, что он пятнадцать дней работал, а пятнадцать отдыхал. В течение этих пятнадцати дней отдыха он ездил по Комитетам пленных в Тегеране, Ширазе, Исфахане, Ахвазе и других городах и объяснял это так: «Почтальон иногда ошибается и относит письмо другому адресату. А вдруг письмо от Масуме тоже по ошибке доставлено по неверному адресу?»

Комитет военнопленных объединял многих людей в их общем горе. Все те, кто приходил сюда, имели одну общую боль – разлуку с близкими. Молодые невесты, на руках которых все еще оставались следы от хны, нанесенной во время помолвки, а глаза были полны надежд на скорую встречу с их женихами; матери, которые несли на руках не успевших увидеть своих отцов младенцев; немощные отцы, единственный опекун, опора и надежда всей жизни каждого из которых ушел на фронт; старушки, отдавшие всю свою молодость и силы воспитанию своих чад, – все они, удрученные и растерянные, были в ожидании получения весточки от своих исчезнувших близких.