Впрочем, Юдзи был уже не настолько наивен, чтобы задавать такие вопросы русскому командованию. Вместо этого он обратился к помощникам Антоновского совсем с другим вопросом:

— Лейтенант Крохин! Лейтенант Кедров! Как вы думаете? Мне кажется, что нормы выработки были составлены не совсем правильно.

— Возможно, Ёкояма, ты и прав. Но мы не можем пересмотреть нормы, составленные и утвержденные руководством комбината.

— Лейтенант Крохин, во времена майора Каминского я тоже не мог и подумать о том, чтобы критиковать эти нормы. Стоило мне начать хоть что-то критиковать, как он кричал: «Заткнись, бля, я тебя в шахте сгною, сучий потрох!» А подполковник Антоновский совсем не такой, я уже понял его характер. Хотя он вспыльчивый и грозный, когда кричит, но на самом деле он добрый в душе, умеет выслушать хорошую идею и сразу принимает правильное решение.

— Да? Ты так думаешь? — Крохин переглянулся с Кедровым. — Ладно, так и быть! Мы можем пойти с тобой к начальнику. Но как ты собираешься доказать ему нелепости в этих нормах?

— А вы посмотрите эти два рапорта. Вот рапорт о работе наших шахтеров на Второй шахте. Выработка — 60 процентов нормы. Когда начальник это увидел, он ужасно ругался, кричал, что мы лентяи и саботажники, помните? А вот второй рапорт — о работе японцев на лесном складе. Тут все рабочие выполняют 100 процентов нормы, а некоторые даже 125 процентов! И это точные данные, вот подпись начальника лесного склада. Когда начальник увидел этот рапорт, он похвалил наших рабочих и сказал: «Какая отличная бригада! Настоящие ударники труда!» Было это?

— Ну, было… — сказал Крохин. — Ну и что? Такая на лесоскладе собралась бригада — всегда отлично работают! Что это доказывает?

— А вы внимательно изучите эти рапорты, сравните их.

— Зачем? Разве тут есть подделки? Куда ты клонишь, Ёкояма?

— Тут нет никаких подделок, господа лейтенанты. Но вы посмотрите на списки рабочих. В них стоят одни и те же фамилии! Понимаете? После того как начальник похвалил одну бригаду, а вторую назвал лентяями и саботажниками, мы поменяли их местами. И что получилось? Что на лесном складе «лентяи» и «саботажники» вдруг стали выполнять 125 процентов нормы, а в забое даже «ударники труда» не могут дать и 60 процентов. Как вы думаете, почему?

Глядя на Юдзи, оба лейтенанта скрестили руки и задумались.

Потом Кедров медленно произнес:

— Слушай, Крохин, мне кажется, я допер… На лесном складе работает большинство японцев, они там играют главную роль и всё делают по-своему. А в забое…

— А в забое, ты сам видел, японцы делают только вспомогательную работу для наших шахтеров, — перебил Крохин. — Слушай! У меня идея! Надо, чтобы хоть на одной шахте работали только японцы! Пошли к Антоновскому!

Толковый Антоновский после совещания с комбатом, Крохиным и Кедровым тут же вызвал к себе всех русских офицеров и отдал им удивительный приказ:

— С завтрашнего утра всё русское командование лагеря — и офицеры, и военврач, и бухгалтер, и интендант — все до единого спускаются с первой же сменой в шахты. Вы будете наблюдать за работой японцев и протоколировать все, что мешает им выполнять производственные нормы. Выясните все причины и через неделю доложите мне. Ясно?!

Офицеры растерянно молчали. До сих пор ни один из них никогда не был в шахте, им было совершенно безразлично, как там японцы работают, и на их зарплате это никак не отражалось. Но теперь…

— Лейтенанты Крохин и Кедров! — сказал начальник. — Я приказываю вам следить за работой наших офицеров в шахтах и на каждого составить персональный рапорт!

— Вот это да! Вот это начальник! — говорили между собой японцы. — Настоящий русский партизан!

По приказу Антоновского военврач капитан Денисенко, который месяц назад прибыл в лагерь на помощь доктору Калининой, спустился в Южную шахту. Денисенко был высокий и толстый мужчина с неприятным, как у енота, лицом. На низкорослых японцев он всегда смотрел свысока и с презрением. Теперь, сгибая свое большое и толстое тело, он медленно обходил каждый забой в Южной шахте и с любопытством смотрел на работу шахтеров.

В забое № 17 работа шла очень плохо. Из-за плохого взрыва забойщики не смогли хорошо забуриться, и теперь добыча угля была очень низкой. Доктор некоторое время смотрел на них, а потом крикнул:

— Стоп! Дай-ка мне кайло!

Он с размаху ударил кайлом, но твердый пласт угля отбросил его кайло. Доктор разозлился, ударил еще сильнее, но пласт не поддался, а от сильной отдачи кайло чуть не угодило ему по голове.

Русский рабочий сказал:

— Осторожно, доктор. Тут не в силе дело, а во взрыве. Взрыв был плохой из-за старого пороха, поэтому пласт не дается.

— Ах так? — сказал доктор и повернулся к японцам: — Всё, японцы, идите наверх и отдыхайте. Сегодня вы больше не работаете.

Юдзи перевел его слова, но японские шахтеры не обрадовались, а испугались:

— Как мы можем уйти? Мы сделали только 30 процентов нормы! Если мы сейчас уйдем, нас посадят в карцер!

Но доктор упрямо повторил:

— Никакой работы! Я отвечаю! Здесь больше нельзя работать! Это выше человеческих сил! Идите отдыхать!

Бригадир сказал:

— Хорошо, доктор, мы пойдем отдыхать. Но пожалуйста, напишите какой-нибудь документ о вашем приказе. Иначе начальник Антоновский будет нас ругать, а меня посадит в карцер.

— Ладно! Сейчас напишу. Давай ручку.

И доктор с легкостью написал свой удивительный приказ и расписался под ним.

* * *

А в это время во Вторую шахту с бригадой Хаяси спустился бухгалтер лейтенант Лысенко. Но буквально через десять минут там вдруг погас свет. В шахте наступила кромешная тьма, Лысенко испугался и крикнул:

— Ой! Что случилось?

Бригадир Хаяси, который уже немножко говорил по-русски, спокойно объяснил:

— Ничего страшного, это перебои в работе электростанции, у нас это часто бывает.

— И что же вы будете делать? Ведь все остановилось — вагонетки, конвейеры…

— Да, без электроэнергии мы не можем работать. Придется отдыхать.

Ремонт энергосистемы закончился только через час. В шахту снова дали электричество, стало светло, порожняки и груженые вагонетки начали двигаться, конвейеры, полные угля, опять заспешили к люкам. В шахту вернулся обычный рабочий шум.

— Ура! — вздохнул Лысенко. — Кончилась первобытная жизнь!

И после смены показал Хаяси свой рапорт:

— Вот смотри, что я написал: «Из-за прекращения подачи электроэнергии японские рабочие находились в простое полтора часа!» Ты согласен?

Через неделю все русские офицеры собрались в кабинете начальника лагеря. В полной тишине Антоновский, сидя за столом в своем кресле, внимательно изучал их письменные рапорты и доклады. Потом он уперся взглядом в стол и глубоко задумался. Никто не посмел ни кашлянуть, ни шевельнуться — было почти физически видно, как в его большой лысой голове происходит обработка всей информации, сопоставление всех фактов и извлечение выводов. Наверное, эта была очень тяжелая работа, потому что Антоновский при этом тяжело сопел.