и прочее, то мы никогда ни к чему не придем, потому что мы будем «бултыхаться» только в неких программах, которые передаются из поколения в поколение социальной средой. Нам интересен антропологический человек в его подлинной яви, потому что социальная среда откуда-то ведь взялась. Если каждый рождается как некто, то почему из суммы этого некто получается социальная среда? Тогда мы должны прийти к концепции «культурного героя», который приходит к кучке дрожащих существ и вручает им полное и завершенное знание, которое следует передавать следующим поколениям. И все равно мы приходим опять-таки к антропологической модели, очищенной от социальной среды. Иначе мы будем заниматься только «периферийной» социологией и все.

…Все, что я говорил, я говорил именно о Боге. Бог нам дан в абсолютном неведении о Нем. Это абсолютное неведение о Нем есть тот самый бесконечный негатив, который утверждается как бесконечность, как бездна, как отсутствие, как то, что ничтожит, является бездной без надежды, без шанса и без остатка.

Бог, о котором есть это неведение, присутствует как нетождество этому абсолютному неведению, а это нетождество выражается в том, что Он не есть тот, кто это неведение создает и поддерживает. Именно эта точка и есть след Бога, как отпечаток босой ноги, – та точка внутри нас, то есть точка несовпадения.

Когда в этой точке несовпадения, через эту точку несовпадения, приходит Откровение, то Откровение приходит Пророку и обнародуется через Пророка. Все остальные, кто является объектами проявления этого Откровения, должны это принять.

И возможность принять у них есть только за счет того, что каждому из них в той или иной мере знаком, как я уже сказал, опыт шока или испуга. Если бы пророк напрямую апеллировал к смерти, то опять-таки: смерть работает только для тех, кто уже умер, она не «оперативна» для живых. Здесь есть определенная возможность идентификации с этим опытом.

Тогда возникает феномен веры. Что такое феномен веры? Она неотрывна и неотъемлема от интеллектуальной воли. Да, вера – это интеллектуальная воля, то есть прежде всего воля, направленная на интеллектуальное, и имеет свое содержание. Она настаивает на том, во что она верит и что она полагает предметом веры. Вера есть предмет ежедневной работы. Это непрерывное возделывание. Это возделывание связи с тем, другим, внутри себя. Ему не нужно проявляться в темной комнате неожиданно, чтобы вы подпрыгнули и у вас потом руки тряслись. Вы вбираете этот опыт на сознательном уровне, вы устанавливаете постоянную связь, вы проецируете это как интеллектуальное полагание, и эта ваша работа, ваше возделывание внешнего мира.

…Все знают выражение «богобоязнь», то есть боязнь Бога, страх Божий. Это когда вы идентифицируете другого, который внутри вас, которого вы испугались, как божественное присутствие. Здесь есть два варианта: либо это вас ломает, и вы становитесь человеком, который боится делать шаг в сторону, потому что он знает, что его ждет наказание за ошибку. Он понимает, что он глиняный, что живет в ошибке, он совершает ложные ходы, и единственный его путь – это минимизировать возможную ошибку путем минимизации возможной активности. Он сужается, ссыхает и становится тем, кого мы классически знаем как так называемых «образцовых богобоязненных». Очень милых, очень уверенных, но ни на что не годных людей.

Другой вариант – когда этот же опыт шока берется как энергетическая затравка, как то горючее, на котором человек едет. Он становится проектором веры, а вера – это интеллектуальная воля, постулирующая то, во что он верит. «Я верю!» – дальше перечисляется: во Всевышнего, в ангелов, в пророков, в Писание, в Воскресение, в Страшный Суд. Это жесткое интеллектуальное постулирование. Он в это верит.

Почему он в это верит? Потому что он испытал шок другого внутри себя, он испытал ужас той пустоты, которая является не иллюзией, а сидит внутри его и которая рано или поздно его взорвет. Он сопрягает свою интеллектуальную формулировку с этим ужасом, соединяет их вместе, и его мысль становится площадкой для проявления всех позиций взаимоотношения с миром через эту ось веры и ужаса, веры и ужаса. Отсюда растет воля к власти и воля к победе.

…Христиане порой упрекают ислам в том, что в нем слабо развиты «техники проверки Откровения». Дескать, в том же христианстве есть большая работа проверки Откровения: «Правда ли от Бога идет Откровение или нет»?

Тут есть определенное смешение понятий, некоторая аберрация, потому что в исламе Откровение одно. Последнее Откровение дано Пророком Мухаммедом, мир Ему, и больше Откровений нет. Все остальное – «возвышение до понимания», «вдохновение», «расширение груди», всевозможные техники, – это не Откровение. Проверять Откровения абсурдно и бессмысленно, потому что если вы не установили с ним контакт или не примкнули к установившим, то вы находитесь вне его, вы находитесь за пределом круга избранных. Проблема в том, что при помощи Всевышнего вы можете сделать себя избранным, если есть к этому достаточная личная воля. Если вы находитесь внутри этого круга, то это Откровение вы не проверяете, вы его принимаете. Вы не можете знать Бога живого, непосредственного, иначе как приняв его через Откровение конкретного Пророка, – будь то Моисей или Мухаммед, мир им обоим. Речь в данном случае идет о возможной проверке вашего личного опыта, личного вдохновения.

…На самом деле тревога есть бегство от страха и попытка разобраться с ним, разбавив его в разы. Этот вопрос как раз и решается страхом, потому что у верующего человека, который пережил шок абсолютного другого как самого себя, – это настолько страшный и разрывающий всякие пелены парадокс, что тревоги быть не может. Могут быть исключительно воля к власти и упование на Всевышнего в абсолютной свободе от проблем.

Вы и страх становитесь одно. Бензин, который является ужасом и кошмаром для плоти двигателя внутреннего сгорания, – это горючее, на котором автомобиль едет. Вы страх превращаете в собственное горючее.

И я же говорил не о страхе как угрозе конкретной опасности, а о шоке испуга, который связан с мгновенным вторжением другого в самый неожиданный для вас момент. А когда на вас рычит собака – это совсем другое. Это страх, связанный с конкретикой ожидания укуса.

На самом деле все эти коннотации «психотерапевтического» плана – страх, испуг и так далее – очень плохи, потому что в семантике русского языка они имеют психосубъективистский характер. Если взять арабское слово «таква» – «богобоязненность», то корень его, хотя переводят как «богобоязнь», совсем не «страх». Таква – это переживание силы Бога в себе. Когда вы подпрыгнули от шока, что есть кто-то, кроме вас, в комнате, – вы пережили соприкосновение с силой Бога, вы