— Поэтому я здесь и остался, — объясняет Гидеон. — Решил, что однажды Элис приедет навестить Мору.

Слониха обхватывает хоботом его руку.

— Море несладко пришлось, когда она только сюда попала. Из сарая она не выходила. Так и стояла, отвернувшись мордой в угол.

Я вспомнила о записях в мамином журнале.

— Думаете, она чувствовала вину за то, что затоптала человека?

— Может быть, — отвечает Гидеон. — А может, боялась наказания. Или тоже скучала по твоей маме.

Слониха ревет, как будто машину заводят. Воздух вокруг меня вибрирует.

Мора берет лежащее сосновое бревно, чешет об него бивень, а потом поднимет хоботом и прижимает к тяжелому железному забору. Сдирает кору, роняет бревно и перекатывает его ногами.

— Что она делает?

— Играет. Для нее рубят деревья, чтобы она могла обдирать кору.

Через десять минут Мора легко, словно зубочистку, поднимает бревно над забором.

— Дженна! — кричит Гидеон. — Осторожно!

Он толкает меня и сам падает сверху, всего в полуметре от того места, где разлетелось бревно, — пару секунд назад я стояла именно там.

Его теплые руки лежат у меня на плечах.

— Ты как? Цела? — спрашивает он, помогая мне встать, и улыбается. — Я в последний раз держал тебя на руках, когда ты пешком под стол ходила.

Я отстраняюсь и присаживаюсь, чтобы рассмотреть преподнесенный мне подарок. Длиной где-то метр, шириной сантиметров двадцать пять — здоровенная дубина. Мора бивнями вырезала узоры — линии, кресты и желобки, которые хаотично пересекаются.

Если только не присмотреться повнимательнее…

Я провожу пальцем по линиям.

Немного воображения, и можно различить буквы «U» и «S». А это похоже на «W». На другой стороне бревна полукруг и две длинные полоски: «I-D-I».

На языке кóса, одном из официальных языков ЮАР, это означает «любимая».

Возможно, Гидеон и не надеется, что мама когда-нибудь вернется, но я начинаю верить, что она постоянно рядом со мной.

И тут в желудке у меня раздается громкое урчание — как рев Моры.

— Ты есть хочешь, — констатирует Гидеон.

— Да ладно.

— Сейчас я тебя накормлю, — настаивает он. — Знаю, Элис была бы рада.

— Хорошо, — соглашаюсь я, и мы возвращаемся в сарай, который я увидела, как только сюда приехала. Его машина — большой черный грузовик. Приходится убрать ящик с инструментами с пассажирского сиденья, чтобы я села.

По дороге я чувствую, что Гидеон искоса посматривает на меня. Как будто пытается запомнить мое лицо. И тогда я осознаю, что на нем красная футболка и форменные шорты новоанглийского заповедника. Но все служащие слоновьего заповедника здесь, в Хохенуолде, носят прямые шорты цвета хаки.

Какая-то бессмыслица!

— Как давно вы уже здесь работаете?

— О-о, много лет… — отвечает он.

Каковы шансы на то, что на территории более чем в тысячу гектаров первым, на кого я наткнусь, будет Гидеон?

Если только, разумеется, он сам не постарался.

А если это не я нашла Гидеона Картрайта? Если это он нашел меня?

Я рассуждаю, как Верджил: может быть, ничего плохого в этом и нет, если говорить языком самосохранения. Конечно, я отправлялась в путь с решительным намерением найти Гидеона. Но сейчас, когда нашла, я уже стала сомневаться, насколько хорошей была сама идея. Я ощущаю страх, словно монетку на кончике языка. Впервые мне приходит в голову, что, может быть, именно Гидеон имел отношение к маминому исчезновению.

— Ты помнишь ту ночь? — спрашивает он и словно дает волю моему воображению.

Я представляю, как Гидеон увозит мою маму из больницы, как останавливается и сжимает руки вокруг ее горла.

Представляю, как то же самое он проделывает со мной…

Я думаю, как поступил бы Верджил, если бы хотел выбить из подозреваемого показания, и стараюсь, чтобы мой голос не дрожал.

— Нет. Я была еще ребенком. Наверное, бóльшую часть времени спала. — Я пристально смотрю на него. — А вы?

— К сожалению, помню. А как хотел бы забыть!

Мы уже подъезжаем к городу. Лента жилых домов, которая со свистом проносилась вначале, сменилась магазинами складского типа и заправками.

— Почему? — не выдерживаю я. — Потому что убили ее?

Гидеон крутанул руль, притормозил. Он выглядит так, словно только что получил пощечину.

— Дженна… Я любил твою маму! — клянется он. — Я пытался ее защитить. Хотел на ней жениться. Хотел заботиться о ней. О ней и о ребенке.

В машине мгновенно исчезает воздух. Как будто мне нос и рот залили пластмассой.

Наверное, я ослышалась. Вероятно, он хотел сказать: заботиться обо мне, ее ребенке. Только он сказал не это.

Гидеон опускает глаза.

— Ты не знала, — бормочет он.

Я рывком отстегиваю ремень безопасности, выскакиваю из автомобиля и бегу прочь.

Слышу, как за спиной хлопает дверца, — это за мной мчится Гидеон.

Я врываюсь в первое попавшееся здание, в закусочную, и пробегаю мимо хозяйки вглубь помещения, где обычно располагаются туалеты. В дамской комнате я запираю дверь, взбираюсь на раковину и открываю узкое окошко, вырезанное в стене за раковиной. Слышу голоса по ту сторону двери: Гидеон просит кого-то войти и вывести меня. Я просачиваюсь через окно, спрыгиваю на крышку мусорного бака в переулке за закусочной и даю деру.

Бегу через лес. Не останавливаюсь, пока не оказываюсь в окрестностях города. А потом впервые за два дня включаю свой сотовый.

Есть сигнал. И связь хорошая. Сорок три сообщения от бабушки. Но я отмахиваюсь от них и набираю номер Серенити.

Она берет трубку после третьего звонка. От счастья я заливаюсь слезами.

— Пожалуйста… — рыдаю я. — Мне нужна помощь!

Элис

Сидя на чердаке сарая с африканскими слонами, я уже не в первый раз думаю: неужели я сошла с ума?

Вот уже пять месяцев, как Томас вернулся домой. Гидеон снова перекрасил стены. Пол застелен тканью, а по краям выстроились банки с краской, но в остальном комната пуста. Ни одного свидетельства того, что мой муж выпал из реальности. Временами мне даже удавалось убедить себя, что мне все привиделось.

Сегодня лил дождь. Дженна так обрадовалась, что пошла в садик в новых резиновых сапогах, которые напоминали расцветкой божьи коровки. Их на второй день рождения подарили моей дочери Грейс и Гидеон. Слонихи предпочли оставаться в сарае. Невви с Грейс наполняли содержимым конверты для кампании по сбору денег. Томас возвращался домой из Нью-Йорка, где встречался с официальными представителями организации, занимающейся охраной слонов.