— Ты… куда ты?.. Куда мы?..

— Сюда, дорогая… — Эта комната просто была первой в ряду, и дверь имела смежную с соседней гостиной. И все получилось донельзя удачно. — Приляг, я скоро…

Изабелла никогда не умела мыслить быстро, однако нынешняя ночь заставила ее… Если кто-то заподозрит убийство, пусть в том обвинят не ее… Или же не убийство, но самоубийство, которое есть позор, и тогда доктор поймет, почему надо скрыть некоторые подробности смерти герцогини…

Краски она принесла из мастерской.

И графин с водою.

И заставила ослабевшую Каэтану, которая, непокорная, еще пыталась оказывать сопротивление, съесть… Всего-то пару ложек, чтобы ни у кого не возникло сомнений в причине смерти.

— Ненавижу. — Это последнее, что сказала Изабелла, глядя в глаза сестре.

И сие было правдой.

В комнате воцарилось молчание, которое было тяжелым.

— Знаете, матушка. — Голос Диего звучал тихо и глухо. — Это даже не зло… Это за гранью зла! Вы дважды ее убили, а потом еще выставили самоубийцей!

— Я…

— Замолчите. Вы сказали довольно. Хотя нет, погодите… Вы рассчитывали, что состояние Каэтаны отойдет вам, как ближайшей родственнице. Вы не учли, что Корона не пожелает выпускать из рук столь жирный кусок, а родство ваше слишком дальнее, чтобы всерьез претендовать на наследство… И потому перспектива суда, думаю, привела вас в ужас.

Она сидела, поджав губы, выпрямив спину, будто бы и не слушая.

— А тут еще Мануэль, решив, будто бы все проблемы с деньгами решились разом, наделал новых долгов… И сроки оплаты по старым подошли, и девушка, которая вас видела, потребовала плату за молчание… К слову, она ведь видела немного больше, чем вы рассказали, матушка.

— Она заметила краски на моем платье, когда взяла его чистить…

— Поначалу вы ей заплатили. Но девица быстро сообразила, что если так, то есть за вами вина. И попросить можно больше, и еще больше… К этому времени вы уже продали картину, на которую не имели прав…

— Мануэль…

— Мой братец отправится служить. И я постараюсь, чтобы служба эта проходила как можно дальше от Мадрида.

— Ты обещал позаботиться о нем!

— И слово свое сдержу. Только, дорогая матушка, мы по-разному понимаем заботу. Мануэлю пора научиться самому отвечать за свои поступки. Ради него вы пошли на убийство. Хотя, может, и не ради него. Вы ведь тоже не оставили своей мечты. Богатый дом, в котором вы хозяйка. Покорные слуги, все ваши капризы исполняются… И пусть вы далеко не юны, но кто сказал, что богатство нужно лишь в юности. Нет, не прикрывайтесь сыном. Итак, девица вас шантажировала. А Мануэль связался с фальшивым золотом, что привело к новым долгам и проблемам… Картину вы продали, прочее же имущество было описано. С Короной вы побоялись связываться, оставалось одно: избавиться от меня… К несчастью, Мануэлю в голову пришла та же мысль… Вот он и попортил моего жеребца.

— Это был несчастный случай!

— Естественно. Знаете, матушка, если бы не этот несчастный случай, я, пожалуй, не пригласил бы Альваро, и не узнал бы многого из того, что ныне знаю. И уж конечно, не проявил бы должной осторожности.

Альваро промолчал и потер шею, которая ныла, хоть и душили его подушкою.

— Идите и готовьтесь. Завтра вы отбываете…

— Завтра? Диего! Я совершила ошибку, но…

— Идите. — Он произнес это таким тоном, что донна Изабелла замолчала. Она поднялась, оправила юбки и, одарив Альваро презрительным взглядом, прошипела:

— Чтоб ты сдох!

— Был бы рад угодить госпоже, но, увы. — Он развел руками. — Позвольте вас проводить?

Она бы не позволила, но и возражать не посмела. Ступала медленно, всем видом своим показывая, сколь оскорблена этаким недоверием со стороны родного сына. А на пороге своей комнаты остановилась:

— И что вы получите? Вы могли бы озолотиться…

— Ну да… Ту несчастную вы озолотили…

— Она сама заслужила. — Донна Изабелла если и испытывала раскаяние, то мастерски это скрывала. — Она вымогала деньги. Я буду молиться за нее… Буду молиться за вас всех.

И дверь закрылась.

Альваро запер ее снаружи, хотя и сомневался, что донна Изабелла вздумает бежать. Бежать ей было некуда, а остальное… Если и остался порошок, то пусть дама опробует на себе собственное же лекарство. Всем станет лишь легче. Впрочем, он сомневался, что у донны Изабеллы хватит на это духу. Слишком уж она любит себя.

Вернувшись к Диего, который так и сидел в кресле, Альваро поинтересовался:

— И что теперь?

И мысленно себе же ответил: ровным счетом ничего.

Работа, для которой его нанимали, выполнена. Диего, получив ответы, уедет. Или останется. Главное, что он перестал нуждаться в услугах Альваро, и тот вернется в комнаты, где и просадит полученное золото за игорным ли столом, в трактире ли… Главное, что все пойдет, как прежде.

— Ничего… Мануэль получит свой патент. Захочет он им воспользоваться или нет — дело его. Лукреция… Я должен присмотреть за ней. Постараюсь отыскать ей подходящего мужа. Если она и вправду поумнела, как ты утверждаешь, то не станет капризничать…

Альваро кивнул.

— Матушка… поутру ее отвезут в обитель Святой Марты…

— Ей там не понравится, — осмелился заметить Альваро. — Все ж устав.

— Нет. Я, может, был недостойным сыном. И не лучшим братом, но здесь… Она убивала, Альваро. И мой долг — донести о том властям, но тогда придется рассказать о многом. И этот скандал опорочит не только мое имя. Он ударит по памяти той, которая достойна лишь лучшего. Об одном жалею. — Он поднялся. — Мне следовало в тот же день уничтожить эту проклятую картину.

— Почему?

— Тогда бы тайна осталась бы тайной, а теперь… фальшивое золото, премьер-министр, который играет в подобные игры, долго не удержится на своем месте. Он будет либо арестован, либо сбежит. Имущество его отойдет казне. И о картине узнают. А узнав, всенепременно вспомнят о моей бедной тетушке… Даже не имея доказательств, все одно сочтут ее виновной… Навеки веков свяжут ее имя с этой… мазней.

— Разве она сама не желала того? — осторожно поинтересовался Альваро.

— Желала. — Диего грустно усмехнулся. — Это меня и остановило… Она хотела остаться молодой навечно, так и вышло… Всегда все выходило именно так, как ей хотелось.

И он подошел к окну.