основано, как, по нашему убеждению, нехристианское, ошибочное и подрывающее одно из благороднейших доказательств веры в бессмертие, какое только может представить человеку его разум.

Мы полагаем, однако, что любопытство читателя (если оно у него есть) уже пробудилось и требует пищи; поспешим же его насытить.

Глава II

в которой возникает самый черный замысел против Софьи

Один мой знакомый старик, большой умница, любил говорить: «Когда детям нечего делать, они проказят». Не буду распространять этого тонкого изречения на всю прекрасную половину рода человеческого, но справедливо, кажется, сказать, что когда женская ревность не проявляется открыто в свойственной ей форме ярости и бешенства, то эта пагубная страсть почти наверняка действует тайком и пытается сделать подкоп под крепость, которую не в состоянии взять открытым штурмом.

Примером может служить поведение леди Белластон: под ласковыми улыбками, игравшими на ее лице, таился сильный гнев на Софью; и, видя ясно, что эта девушка является помехой полному осуществлению ее желаний, она решила отделаться от нее тем или иным способом; вскоре ей представился к тому чрезвычайно благоприятный случай.

Читатель благоволит припомнить, как Софья, перепугавшись в театре кутерьмы, поднятой кучкой остроумных молодых джентльменов, именующих себя столицей, отдалась под покровительство одного кавалера, благополучно проводившего ее до самого портшеза.

Этот джентльмен, часто бывавший у леди Белластон, несколько раз видел Софью и почувствовал к ней большое расположение. Известно, что красота никогда не кажется столь привлекательной, как в минуту испытываемого ею огорченья, и потому испуг Софьи настолько усилил его расположение к ней, что превратил его, можно сказать не преувеличивая, в настоящую влюбленность.

Легко себе представить, что влюбленный не пожелал упускать такого прекрасного случая познакомиться ближе с той, которая занимает его мысли; тем более даже простая благовоспитанность требовала, чтобы он сделал ей визит.

Поэтому на следующее же утро после происшествия в театре он явился к Софье с обычными поздравлениями и выражением надежды, что она не чувствует никаких дурных последствий вчерашнего приключения.

Любовь, подобно огню, однажды загоревшись, скоро раздувается в пламя: Софья в самое короткое время довершила свою победу. Время летело незаметно, и благородный лорд провел у молодой девушки целых два часа, не подумав, что засиживается слишком долго. Уже одного этого обстоятельства было довольно, чтобы встревожить Софью, которая в большей степени сохранила способность к наблюдению минут и часов; но взоры ее гостя говорили еще более красноречиво о происходящем в его груди: открытого признания в любви он, правда, не сделал, однако многие его выражения были слишком пылкими и слишком нежными, чтобы их можно было приписать учтивости даже в век, когда такая учтивость была в моде, – а всем хорошо известно, что в настоящее время в моде совершенно обратное.

Леди Белластон была извещена о визите лорда тотчас же по его прибытии; продолжительность этого визита красноречиво говорила ей, что все идет согласно ее желанию, и подтверждала правильность ее подозрения, возникшего при взгляде на юную парочку. Она рассудила, и, кажется, совершенно справедливо, что делу этому она никоим образом не должна помогать, присутствуя сама при свидании; соответственно этому ею отдано было слугам распоряжение сказать лорду, когда он будет уходить, что она желает его видеть; а тем временем она принялась обдумывать план, не сомневаясь, что его светлость с большой готовностью возьмется за его осуществление.

Лорд Фелламар (так звали молодого человека) не успел войти к ней в комнату, как она атаковала его таким обращением:

– Боже мой, милорд, вы еще здесь? Я уже думала, что слуги забыли передать вам мое приглашение, между тем как мне нужно поговорить с вами о важном деле.

– Да, леди Белластон, вы имеете полное право удивляться продолжительности моего визита; я просидел больше двух часов, а мне показалось, что и полчаса не прошло.

– Какие из этого следуют выводы, милорд? Беседа ваша была, должно быть, очень приятна, если время пролетело так незаметно.

– Клянусь честью, такой приятной беседы я не припомню, – отвечал он. – Сделайте милость, леди Белластон, скажите, кто эта яркая звезда, так внезапно появившаяся среди нас?

– О какой яркой звезде говорите вы, милорд? – спросила леди с напускным удивлением.

– О леди, с которой я намедни познакомился в вашем доме, которую почти вынес вчера из театра на руках и у которой пробыл сейчас так непозволительно долго.

– Ах, кузина Вестерн! – сказала леди. – Эта яркая звезда, милорд, – дочь одного сельского сквайра-мужлана; она всего две недели в столице, где никогда раньше не была.

– А я, право, готов был побиться об заклад, что она выросла при дворе. Не говоря уже о красоте, столько в ней грации, ума, обходительности.

– Браво! Значит, кузину можно поздравить с победой.

– К сожалению, да: я влюбился в нее по уши.

– Ну, жалеть вам об этом не приходится; она очень богата: единственная дочь, и поместья отца приносят три тысячи фунтов годового дохода.

– В таком случае, сударыня, я считаю ее первой невестой в Англии.

– Что же, если она вам нравится, милорд, от души желаю вам успеха.

– Раз уж вы так добры, сударыня, то не могу ли я просить вас на правах родственницы сделать от моего имени предложение ее отцу?

– Вы говорите это серьезно? – спросила леди с напускной важностью.

– Надеюсь, сударыня, вы не настолько дурного мнения обо мне, чтобы думать, будто я способен шутить с вашей светлостью в подобном деле.

– В таком случае я охотно передам ваше предложение ее отцу и могу вас уверить, что он с радостью его примет. Но тут есть одно препятствие, о котором мне стыдно даже сказать, а между тем оно для вас непреодолимо. У вас есть соперник, милорд, которого мне совестно даже назвать по имени, но которого никогда не одолеете ни вы и никто на свете.

– Право, леди Белластон, вы повергли меня в такое уныние, что мне жизнь стала немила.

– Стыдитесь, милорд! Я думала, что это известие скорее воспламенит вас. Влюбленный – и говорит об унынии! Я думала, что вы спросите имя вашего соперника и немедленно бросите ему вызов.

– Уверяю вас, сударыня, я готов решиться на что угодно ради вашей прелестной кузины. Но кто же, однако, этот счастливец?

– Он, как, к сожалению, большая часть счастливцев на свете, человек самого низкого звания. Это нищий, незаконнорожденный, найденыш – словом, человек, который по своему положению ниже вашего последнего лакея.

– Возможно ли, чтобы это юное создание, украшенное всеми совершенствами, решило отдать себя такому недостойному человеку?

– Увы, милорд! Не забывайте, что она выросла в деревне, а деревня – отрава для