– Но здесь не указано никакого поселения! – прохрипел он, тыкая грязным пальчиком в карту.

– Обоснуем, – уверенно сказал я. Вон уже какие-то палисадники проступают в тумане.

– Сообразим, ясное дело! – Братья (хоть и не Лаптевы) поддержали меня. – Столько корячились – неужто зря?

Как они «корячились», я решил не уточнять: потеряю союзников.

На первом плане проступила избушка с манящей надписью «Буфет».

– Если ты считаешь, что это фата-моргана, можешь с нами не ходить, – сказал я Никите.

Заскрежетал зубами.

– Зубы побереги! – усмехнувшись, произнес Коля-Толя (или его брат). Вообще – эта пара стала меня смущать… Разберемся.

И мы вошли в этот «храм солнца». В косых лучах слоился табачный дым. Запах водки, мокрой одежды. Веселый гвалт.

– Эти фата-морганщики крепко, однако, фата-морганят! Причем с самого утра! – не удержавшись, сказал я Никите.

Тот лишь дернул плечом. Ну конечно, конечно! Все это лишь видение… сладкий сон… пригрезившийся с похмелюги! Но, замечу вскользь, весьма кстати – вот того бы пивка! Шумно сглотнул слюну. Никита в ответ захрустел развернутой картой – отстаивая свою несуществующую правоту, и сюда карту принес! Хотел, видимо, сказать – «ничего этого нет!» – но побоялся. Посетители и так несколько враждебно глядели на клиента, который и в кабаке ориентируется по карте – не верит, видишь ли, в то, что есть!

– Нет тут ничего! – пробормотал все-таки он.

Я огляделся. Судя по всему, эти несуществующие люди сейчас будут нас бить, причем вполне ощутимо!

Я пересел за другой стол. Там сидел небольшого роста старикашка в треухе. И бубнил:

– Я король плотников! Понял? Король! – гордо говорил он, но сидевший напротив него друг глядел почему-то страдальческими, слезящимися глазами и время от времени отрицательно мотал головой.

Чем кончится этот разговор? Кончился весьма убедительно: маленький, обидясь, снял треух – под ним сияла корона.

– Ну… понял? – спросил он своего оппонента. Тот зажмурил глаза.

Ко мне подошел Коля-Толя, несколько заносчиво:

– С тобой тут серьезный человек хочет побалакать.

– А чего? Можно.

Тот подвел меня к «серьезному человеку»… Сидел один, проницательно глядя на меня.

– Падай!

Упал.

– Лакай! – подвинул мне кружку пива.

«Лакать» я, естественно, не стал. Просто выпил.

– Ты Боря-Колесо! – сказал проницательный.

Я не отрицал. Для того и приплыли, чтобы прожить какую-то новую жизнь.

– Могут быть проблемы.

– Ну а как же без них?

– Ты как всегда – прикидываешься шлангом! – произнес он.

В целом – он меня раскусил.

За столом образовалась вдруг женщина.

– Дарья Лепесткова, – представилась она.

Я тоже представился.

– Ты кто?

– А инженер. А ты?

– Зверовщица, – просто сказала она и, заметив, что я слегка вздрогнул, торопливо добавила: – Да тут всякие есть! Форельщицы… змеевщицы!

– Кто?..

– Змеевщицы. Тут раньше знатный змеесовхоз был – «Заветы Ильича». Поразбежались ныне.

– Кто поразбежался?

– И те, и те, – просто ответила она.

Я задумался. Ну что ж… В раю и должны быть змеи!

– Рыбачить приехали? Пр-равильно! Тут черви отличные! – изобразила грязными пальцами червей, довольно художественно.

– Вот это по-нашему, по-водолазному! – неслось от стола с какими-то гигантами (видимо, водолазами?), сидевшими с водкой.

Тут Лепесткова просто и безыскусно пригласила меня к себе, на дальнюю звероферму, при этом честно предупредив, что автобус туда пойдет лишь сегодня, а обратно – через неделю…

– А может – и никогда! – улыбнулась она таинственно.

Но тут появился Никита, никем не обласканный, красный, всклокоченный, в последнем градусе гордости и обиды.

– Ну мы плывем или нет? – произнес он, надменно выставив вперед ногу (босую).

– Погоди… сейчас!

Прервал мои напряженнейшие раздумья!

– Тогда я один. – Он двинулся к выходу.

– Погоди! – Я догнал его.

Он остановился. Кинул взгляд на Колю-Толю и Толю-Колю, братавшихся с водолазами.

– Позови их, – холодно Никита сказал.

– Нет уж! – вспылил тут и я. – Это чисто твои фантомы. Ты их и зови!

– Нет!

Он гордо ушел. Я двинулся за ним, на пороге остановился. Гвалт, запах прелой одежды, кислого пива, табака!.. Потерянный рай! Я вышел.

У лестницы догнала нас Дарья Лепесткова, снова заманчиво показав пальцами червей. Мы в нерешительности остановились… особенно нерешительно, надо сказать, остановился Никита.

– Но черви-то нам всяко нужны! – сказал я.

Не хотелось расставаться с этой жизнью. Никите, я чувствовал, тоже…

– Ну давай, – добродушно произнес Никита.

Пройдя по улице, мы, по указаниям Лепестковой, полезли в овраг.

– Что – тебе не нравится? – поинтересовался я.

Спускаться было довольно склизко. Навоз. Слежавшаяся, обильно «удобренная» и от того особенно скользкая солома.

– Зато тебе все нравится! – злобно ответил он.

– Так ведь за этим и плыли!

Овраг, во всяком случае, нравился мне: много полезных вещей – прочно скрученные пружины от матраца, рядом – почти целый зипун, впрессованный в землю, местами проросший голубыми цветочками и травой. А черви – вообще отменные. С руку! Тихо парил навоз.

– Ат-тличные черви! – вскричал я.

На обрыв взошла чудесная девушка в коротком платье и лихо выплеснула на нас ведро с помоями – картофельные очистки повисли у нас на ушах, как ряд сцепившихся «восьмерок», считающихся, как я где-то слыхал, символом совершенства.

– Все! Хватит! – Никита заорал и стал карабкаться из оврага.

Пришли на катер (червей я прихватил, в спичечном коробке). У катера я задержался: Лепесткова чертила мне, на том же коробке, как можно достичь зверосовхоза водным путем.

– Скоро ты? – Никита метался по палубе.

– Отстань, зудень! – сказала Лепесткова, глянув на него.

Никита вздрогнул, поняв, что это слово прилипло к нему уже навсегда.

– Ногу у нас украли! – запричитал Никита, выруливая за буй.

– Нет, – внес я поправку. – Улетела она.