в бездну. Глеб разжал кулак, и таблетки покатились по полу, уже никому ненужные.

А потом была постель, и она одетая, только в тусклый лунный свет, его губы, руки, слова… И огонь, сжигающий её изнутри, заставлявший её стонать, кричать и выть, так что ему приходилось закрывать ей рот поцелуем. И наслаждение, острыми ножами резавшее тело на куски, разрывающее мозг в клочья…

А потом, прижавшись к ней, он спокойно уснул. А ей не спалось до утра, как будто его бессонница перешла к ней. «Что будет, когда он проснётся?» – думала Диана. Извиниться? Скажет, что это была ошибка? И тем самым испортит всё волшебство ночи, разрушит возникшую между ними близость. Но Глеб проснулся, притянул её к себе, и прошептал «Давай проведём этот день вместе, к чёрту все дела». При свете яркого утреннего солнца, Диана застеснялась, у неё не было другого мужчины, кроме мужа, но супруг был также неопытен, как и она, и она не знала, как себя вести. Она зажмурилась, услышав шёпот «не надо стесняться, детка», и простыня соскользнула с её тела, и его уверенные руки заскользили по ней. Опытный Глеб знал женское тело, как своё, и Диана, замирая от наслаждения, отдалась полностью в его власть. Он обучал её тонкостям, о которых она не имела представления, он видел, что она практически невежда в любви, но ни словом ей не намекнул на это. Целый день они провели между постелью и ванной, Диана никогда не думала, что такое возможно. Для неё секс был лишь приложением к любви, браку, а тут не шло речи ни о какой любви, был просто праздник тела. Глеб заказал шампанское, и она пила его жадно, непривычно для себя много и никак не могла напиться. Когда он в ванной лил на её тело игристое вино, ей казалось, что пузырьки на ней с шипением испаряются, так она горела от страсти, и он лил на неё снова, и слизывал струйки с груди, и она просила, умоляла снова войти в неё, она отдавалась ему с таким бесстыдством, которое никак в себе не подозревала, как нимфоманка, которая никак не может насытиться. Когда он выходил на кухню покурить, она, как покорная рабыня лежала на скомканных простынях и ждала его, когда он придёт и снова возьмёт её, обнажённая, бесстыжая, нетерпеливая от желания. Лишь поздно вечером, уставшая, почти пьяная, но счастливая и полностью удовлетворённая, она заснула в его объятиях. Глеб крепко обнимал её, зарывшись в волосы, что-то знакомое было в этом, что-то родное, отголоски давно забытого счастья и покоя…

Оставались последние десять дней её отпуска, Диана знала, что Глебу придется ещё быть здесь, а у неё заканчивалась виза, да и отпуск она весь израсходовала, и еще брала дополнительный за свой счёт, злоупотреблять доверием работодателя больше было нельзя.

Но эти последние десять дней были сказочными. Глеб сократил свои дела до самых необходимых, и остальное время они проводили вдвоём. Гуляли по городу в обнимку, заходили во всякие интересные места, погружаясь в атмосферу Нью-Йорка, катались на машине, а потом были сумасшедшие ночи… Как ей жить без него? А вдруг он тут останется? Он говорил о такой перспективе. Что же делать ей? Он не предлагал и не обещал ей ничего. И к её скорому отъезду относится вполне равнодушно, неужели эти дни ничего не значили для него? Очередная интрижка, снятие стресса? А Глеб растерялся, он не знал, как себя вести дальше, так было страшно снова пустить кого-то в свою жизнь, Диана бесспорно заслуживает лучшего, чем он. Она ничего о нём не знает: сын шлюхи, бывший наркоман, псих, что если она когда-нибудь узнает? Она с ужасом отвернётся от него, а ещё одной потери он не переживёт. Диана ему безумно нравится, ему так хорошо с ней, так хорошо ему было только с Эллой, но Эллы нет, а он недостоин Дианы, но как ей сказать об этом? Как объяснить? Иногда Глебу так хотелось ей рассказать всё, но, смотря в её встревоженные глаза, он осекался, прижимал её к себе и поцелуями заглаживал свою вину. Он задаривал её подарками, и хоть она сначала отмахивалась, но потом с благодарностью принимала, он видел какое удовольствие доставляют ей покупки новых вещей, украшений. Глеб с ироничной улыбкой вспоминал Элину, той всё было не так, а Диана была так счастлива, радовалась как ребёнок, и ему хотелось одаривать её ещё больше. В постели он пытался доставить ей максимальное удовольствие, обычно он в первую очередь всегда думал о себе, а здесь наоборот, лишь бы ей было хорошо, лишь бы она запомнила его с самой лучшей стороны. За эти десять дней забылись все проблемы, прошёл нервный стресс, он успокоился, и кажется, всё время улыбался. Он вспомнил, что так вёл себя с Эллой, но он её страстно любил, а вот Диану…

Но наступил день отъезда. В аэропорту он сжимал её в объятиях, так, что ей становилось больно дышать. Как ему попросить её остаться? Быть с ним, любить его? Но какое он имеет право? Он целовал её сильно, неистово, как в последний раз, на них оборачивались, смотрели, но им было всё равно. Но время бежало вперёд, Диана всё ждала, что он что-нибудь ей скажет, пообещает, попросит, но нет. Молчание и поцелуи, и утирание её слёз…

Куря одну сигарету за другой, Глеб ехал из аэропорта, но ком в горле никотином растворить не удалось. Он вспомнил, что видел недалеко от дома спортивную площадку, припарковав машину, он пошёл туда. Сбросив куртку, он повис на турнике, и начал подтягиваться. Он подтягивался и подтягивался, превозмогая боль, бессилие, до онемения рук, до дрожания мышц. Тяжело дыша, согнувшись пополам, наконец, он почти упал с турника, рук он не чувствовал. Рядом раздались аплодисменты случайных свидетелей, Глеб им криво улыбнулся, поднял куртку и ушёл, чувствуя, как на бицепсах вздуваются вены.

Чем дальше улетал самолёт, тем у Дианы больше включался здравый смысл. Если бы Глеб попросил её остаться, она бы осталась. Но при этом попросила бы его навсегда поселиться в Штатах. На родине их отношения невозможны. Что скажут родственники, друзья? Да стоит им упомянуть, что она влюблена в Глеба, страшно подумать, какая разразится буря. Нет, уж раз он вернул её домой, и если сам решит вернуться, то ни о каких дальнейших отношениях речи идти не может. Как бы не было больно.

Глеб бродил по внезапно опустевшей квартире, тепло