— Боже мой! — наконец произнесла она. — Огромное вам спасибо. Я… — Она посмотрела на улыбку Дэзире, заглянула в добрые глаза Нэда.

— Я… я не знаю, что сказать…

— Пожалуйста, моя хорошая, — ответила Дэзире. Глаза ее сияли.

Нэд кашлянул и вытащил конверт.

— А это, Сара, вторая половинка нашего подарка. Это… мм… что-то вроде подарочного сертификата.

Сара смахнула слезы и взяла конверт. Потрясение еще не прошло, у нее слегка кружилась голова и дрожали руки, когда она открывала его. Внутри оказалась обычная открытка «С днем рождения». Раскрыв ее, Сара прочла:

Подлежит погашению Сарой, для удочерения.

От изумления Сара раскрыла рот. Лица у Дэзире и Нэда были взволнованные и почти испуганные, несмотря на улыбки.

— Ты не обязана этого делать, если не хочешь! — ласково произнес Нэд. — Но если ты согласишься, мы были бы рады удочерить тебя навсегда.

«Что со мной происходит? Почему я не могу говорить?» Сара чувствовала себя так, словно ее захватило океанской волной. Сара то поднималась на гребне, то опускалась в самую пучину океана, то снова взмывала. «В чем дело?»

И она вдруг поняла. Это дает о себе знать другая Сара, спрятанная глубоко-глубоко в тайниках ее души. Там, где притаилось Небытие, в которое канули мама, папа и Бастер. Затаенная боль, которую она до сих пор держала в себе, растаяла в один миг и, сметая на своем пути все преграды, вырвалась наконец наружу. Сара не могла вымолвить ни слова, она только кивнула и… разразилась жутким, невообразимым ревом. Нэд еле сдерживал слезы, Дэзире протягивала к Саре руки. Сара бросилась к своей приемной матери и пролила на ее груди целое море слез.

Сара и Дэзире валялись на диване, Нэд сидел за компьютером и бурчал себе под нос — он занимался счетами.

Торт был уже съеден, даже Тыковке достался кусочек с сахарной глазурью, персонально от Сары. Пес лежал на полу, свернувшись калачиком, лапы его подергивались во сне.

— Я так счастлива, что ты захотела остаться у нас, Сара, — сказала Дэзире.

Сара взглянула на свою приемную маму. Дэзире выглядела по-настоящему счастливой. Намного счастливее, чем когда-либо. Это наполнило сердце Сары радостью. «Я нужна! Нет, более того — необходима! Необходима Дэзире и Нэду. Я могу сделать их жизнь полноценной». Осознание заполнило пустоту в ее душе, бездонную пропасть, в которой царили боль и мрак.

— Так я и пожелала, — сказала Сара.

— Что ты имеешь в виду?

— Я загадала остаться с вами навсегда, перед тем как задуть свечи.

Брови Дэзире удивленно приподнялись.

— Вот это да! Чудеса!

Сара улыбнулась:

— Как в волшебной сказке!

— Обожаю волшебные сказки! — кивнула Дэзире.

— Дэзире? — с трудом произнесла Сара, уставившись в пол.

— Что такое, малышка?

— Я… правда, странно, что это заставляет меня еще больше скучать по маме и папе. Я имею в виду… я счастлива, что вы меня удочерили. Так почему мне грустно?

Дэзире вздохнула и погладила Сару по щеке.

— О, малышка… Мне кажется… — Задумавшись, Дэзире помолчала. — Наверное, потому что мы — не они. Я имею в виду… мы любим тебя, ты дала нам возможность вновь почувствовать себя настоящей семьей, но мы не сможем заменить твоих родителей. Они навсегда останутся в твоем сердце. Верно?

— Да, конечно. — Сара пытливо взглянула на Дэзире: — А тебе тоже становится грустно? Ну… когда ты вспоминаешь о своей малышке?

— Немного. Но обычно воспоминания приносят мне счастье.

Сара задумалась.

— И мне тоже, — сказала она и придвинулась поближе, прижалась к своей новой маме. Они включили телевизор, вскоре к ним присоединился Нэд. Все трое смеялись, хотя в передачах подчас ничего смешного не было. Сара вновь погрузилась в легкую, непринужденную атмосферу. Домашнюю атмосферу.

— Здесь? — спросил Нэд.

Сара кивнула:

— Да, да, здесь.

Нэд вбил в стену гвоздь и повесил картину, затем отступил на шаг и бросил на нее критический взгляд.

— Вроде ровно.

Картину разместили напротив кровати, так же как в старой спальне Сары. И Сара не могла отвести от нее глаз.

— Твоя мама была талантливой художницей. Это очень красиво!

— Раньше мама на каждый мой день рождения писала для меня картину. А эта — моя любимая. Спасибо, что помог мне ее вернуть.

Нэд улыбнулся и отвел глаза. Он смущался, когда его хвалили. Но Сара видела, что он очень доволен.

— Пожалуйста. Хотя на самом деле благодари Кэтти. — Он нахмурился и, кашлянув, произнес: — И… э-э… спасибо… ну, ты понимаешь… что позволила нам тебя удочерить. — Он взглянул Саре в глаза: — Я хочу, чтобы ты знала: мы оба этого хотели. Твое присутствие в нашем доме важно и для меня, и для Дэзире.

Сара внимательно смотрела на неухоженного и добросердечного водителя грузовика. Она знала, он толком не умеет выражать нежные чувства. Она также знала, что может быть в нем абсолютно уверена.

— Я очень рада, — сказала Сара. — И мне это важно. Я люблю Дэзире, Нэд, и тебя тоже люблю.

От ее слов в серых глазах Нэда что-то блеснуло. Он выглядел так, словно в одну и ту же минуту ему причинили боль и подарили много счастья.

— Ведь ты тоскуешь по дочке больше, чем Дэзире?

Нэд уставился на Сару, моргнул и отвел взгляд. Его глаза остановились на картине, и он продолжил говорить, глядя на нее:

— После смерти Дианы я сам чуть не умер. Я не мог двигаться, не мог думать, работать. Для меня померк свет. — Он нахмурился. — Мой отец был пьяницей, и я поклялся себе, что никогда не притронусь к спиртному. Однако через месяц бесплодных попыток унять боль я купил бутылку виски. — Нэд посмотрел на Сару и улыбнулся своей нежной улыбкой. — Меня спасла Дэзире. Выхватила бутылку, вылила виски в раковину, принялась кричать и лупить меня и кричала и лупила, пока не заставила сделать то, что я давно уже должен был сделать.

— Она заставила тебя плакать, — догадалась Сара.

— Ты права. И я зарыдал. Я рыдал очень долго… А на следующее утро ко мне вернулось желание жить. Любви Дэзире хватило на то, чтобы спасти меня. Хотя Дэзире было куда больней. Вот и ответ на твой вопрос. Дэзире тоскует по нашей дочке не меньше, а гораздо больше, чем я. Потому что она умеет любить, как никто другой. — И вновь Нэду стало неловко. — А сейчас пора спать.

— Нэд?

— Что, малышка?

— А ты меня любишь?

Нэд ответил не сразу. Он улыбнулся своей великолепной, замечательной улыбкой, и от его неловкости не осталось и следа. «Так улыбалась мама, — изумилась Сара, — как солнышко на лепестках роз».