— Конечно, Валентин Иванович. Я вас подожду в столовой.

Настя, блеснув глазами, быстро вышла в смежную комнату и прикрыла за собой дверь.

— Да, мудро, — повторила доцент Маркова. — И когда ты уезжаешь, Валя?

— Задерживаться не буду, — ответил Валентин. — Дела завершу и поеду. В начале следующей недели, наверное.

— Ах ты, зайчик, — материнским голосом произнесла Маркова. — Хочется пирожок тебе в косыночку положить.

Она жестом выставила вошедших студентов и стала задумчиво перебирать бумаги на столе.

— Вот уж не ожидала, что так всё получится. Что называется, век живи, век учись, — задумчиво проговорила она. — Ты не слушай никого, Валя. Сейчас начнут гадости говорить, скабрезничать.

— Знаю, — ответил Валентин.

— А я, Валя, благодарна тебе за твой мужской поступок, — вдруг сказала Маркова, подняв глаза на Шажкова. — От всех женщин благодарна, если можно так выразиться. Я чувствую себя так, будто ты за мной собрался ехать, а не за Леночкой. Огромный привет ей передавай, и чтобы у вас всё было хорошо.

— Спасибо, — растроганно пробормотал Шажков.

— Ну, и возвращайтесь, ребята, — добавила Маркова, вставая из-за стола. — Вас здесь ждут.

— I’ll be back! — прорычал Шажков и засмеялся: — Шутка!

— Нет, не шутка, Валя, — возразила Маркова. — Не вздумай решить, что раз обещал уволиться, то обратного хода нет. Обратный ход всегда есть, что бы ни говорила тебе твоя гордость.

— Хотелось бы верить, — только и мог сказать Валентин.

Шажков вышел из университета с ощущением коня, сбросившего ненавистное ярмо. Ноги несли его подальше от этого места. Он шёл без цели, щурясь от солнца и получая удовольствие от самого процесса быстрой ходьбы. Душа пела.

В желании поделиться собственным счастьем он позвонил другу Фелинскому, и они встретились, как в юности, у Банковского мостика через канал Грибоедова. Фелинский серьёзно, не перебивая, выслушал Валин рассказ, уточнил несколько деталей и некоторое время молчал. Потом сказал:

— Крутой поворот. Если решение обдуманное, я тебе завидую. Но если нет, то сам понимаешь.

— Не знаю, насколько обдуманное, но уже практически реализованное, — радостно ответил Валентин, — завтра иду билет покупать.

— Давай тогда по пивку? — предложил Фелинский.

Шажков замялся.

— Так ты действительно начинаешь новую жизнь? — в голосе Фелинского послышалось разочарование. — С чистого листа?

— Не в том дело, — оправдываясь, ответил Валентин.

— Мы с Софьей Олейник на прошлой неделе вот так же «отвальную» гуляли и в результате поссорились.

— Нам нечего ссориться. Я не Софья Олейник, сцен ревности устраивать не стану.

— Ладно, пошли, — махнул рукой Шажков, у которого разом отлегло от сердца, и он подумал удивлённо: «Чего это я?»

Друзья пошли в бар на канале. Вышли часа через два навеселе и двинулись в обнимку через Марсово поле. Потом перешли по Троицкому мосту на Петроградку и спустились к воде возле домика Петра Первого. Валентин, держась за гранитную стенку, закатал брюки, сел на самую нижнюю гранитную ступеньку и опустил ноги в Неву. Вода быстрым потоком омыла голени и вкусно чмокая, облизывала уходивший в глубину гранит.

— Разумно, — одобрил Фелинский, посмотрев на Валентина, и сделал то же самое. На фоне зарождавшегося заката заострился силуэт храма Спаса на Крови на противоположном берегу, потемнела зелень Летнего сада.

Фелинский достал из портфеля припасённую фляжку коньяку, отпил пару глотков и передал Шажкову.

— А что там в этих Боровичах? — спросил он рассеянно, откинувшись назад на ступеньки. — Там что интересного есть?

— Я не был в Боровичах, — ответил Валя. — Но знаю, что там есть, — он стал загибать пальцы: — Река Мета — красивая, на ней пороги — всемирно известные, на порогах иностранцы — с байдарками. А больше вроде ничего.

— Не густо. Но приедешь — уточни. Не может быть, чтобы в таком известном городе только иностранцы с байдарками.

— Ну, наши тоже сплавляются.

— На чём?

— На плотах, наверное, на чём же ещё?

— Прикольно, — фыркнул Фелинский, — наши на плотах!

Друзей охватил смех. Со смехом и шутками поймали такси, и через полчаса Шажков уже стоял дома под душем. Он сам себе напоминал теперь ракету на старте в последние секунды отсчёта времени: вот отодвинулся мостик для космонавтов, откинулась башня, один за другим отсоединяются кабели, связывающие корабль с землёй. Скорее бы!

Наутро Шажков проснулся с лёгкой головой. Тональность этого утра была до-мажор в светло сером цвете. Счастливая тональность, спокойный счастливый цвет. Валины утренние раздумья прервал телефонный звонок. На том конце Шажков услышал голос Серёги Туманова: «Привет. Не разбудил тебя?»

— Нет. Рад слышать твой голос. Как дела?

— Из деревни вчера вернулся. Хорошо там, хоть и нелегко. Как твои дела?

— Завтра уезжаю в Боровичи. К Лене. Сейчас пойду билет покупать.

— На побывку едешь?

— Хуже. Я туда жить уезжаю.

— Ага, вот как, — голос Туманова зазвучал озадаченно. — А институт как же?

— Пока взял отпуск за свой счёт. Потом увольняться буду.

На том конце провода замолчали.

— Серёга, ты здесь? — спросил Валентин.

— Здесь, здесь. Ты мне не говорил об этих твоих планах.

— У меня и не было этих планов, пока Лена не уехала. У неё трагически погиб парень её бывший, потом мать заболела. Всё это наложилось на психологическую травму, сам знаешь какую. И она уехала домой. А я за ней собрался, там я больше нужен. Да у меня и у самого, типа, кризис среднего возраста. На работе опять-таки сложности наклёвываются, в общем, всё совпало. Уезжаю.

— Понятно.

— Ты тоже вроде хотел куда-нибудь уехать?

— Да вот я в деревню и уехал к друзьям, помнишь, я тебе рассказывал? Пожил с ними, понял — не моё. Не реализуюсь я там. Так всё запущено, что лечить в деревне скоро некого будет. Там фельдшеры и социальные работники больше нужны. И дороги, чтобы врач мог быстро приехать, когда нужно. Ну и лекарства в больницах.

— Давай тогда к нам в Боровичи. Будешь оттуда по деревням мотаться.

— Вот я и думаю. Узнай, как там с вакансиями в медицинской сфере. Здесь квартиру сдам, там сниму. Ещё и навар получу.

— Если ты серьёзно, то я узнаю. У Ленкиного отца связи большие.

— Ага, значит, не на пустое место едешь?

— А то!

— Молодец! Очень ты меня взволновал своей новостью. Обдумать её надо. Давай я завтра к поезду подбегу, тебя провожу. Ты на поезде поедешь? Позвони мне, когда билет купишь, ага?