Он усмехался почти злорадно.

— Нет-нет, не нужно! — тут же смущенно воскликнула Дженни. — Я просто хотела посмотреть, только и всего! Я ничего не хочу брать!

— Эдвард купит все, что ей заблагорассудится, — холодно сказала Анжела. — Так, а теперь будь любезна, Дженни, положи все на место!

— Ага, я мигом!

Дженни стала хватать драгоценные украшения со стола и возвращать их в шкатулки. Ожерелья, серьги, броши и браслеты, нитки жемчуга и прелестную бриллиантовую тиару. Она делала все быстро, нарочито суетливо и как бы невзначай оттеснила мать от стола, дав возможность Саймону незаметно утянуть со стола маленькую коробочку с кольцом, которое ему так нравилось.

— Ну вот, а ты боялась, мама! Все в порядке! Можешь проверить! — весело вскричала Дженни, закончив.

— Ты все убрала? — обеспокоенно спросила Анжела. — Ничего не перепутала? Это же не картофель в конце концов, чтобы можно было вот так кидать и швырять все!

Дженни невинно взглянула на мать, потом наморщила носик и весело воскликнула:

— Не может быть, чтобы я что-то упустила из виду! Эй, Саймон, взгляни-ка под стол. Может, там завалялось бриллиантовое ожерелье? Нет? А тиара? Она, наверное, закатилась под твое кресло! Нет? Ну вот видишь, мамочка, все на месте!

— Перестань дурачиться, Дженни! Лучше помоги мне отнести это все обратно в подвал.

— С удовольствием! — вскричала дочь и захлопала в ладоши. Схватив со стола в охапку несколько шкатулок и прижав их к груди, она торжественно проговорила: — Веди, Макдуф, в свое подземелье!

Подмигнув на прощание Саймону, она последовала за матерью к выходу из комнаты.

— Спасибо, Джен… — прошептал брат еле слышно.

Утром в понедельник на все окрестные сады, поля и рощи легла плотная пелена молочно-серого тумана. Пинкни-Хаус как будто взлетел высоко в небо и безмятежно поплыл в облаках. Дженни поднялась рано и, убедившись в том, что мать еще не проснулась, юркнула в кабинет к Саймону. Питерс принес им по чашке крепкого кофе и, вернувшись на кухню, сказал там с ухмылкой:

— Заперлись в комнате, как два заговорщика, которые что-то затевают!

Дженни опустилась на краешек постели брата.

— Мама ни в жизнь не отыщет кольцо за книгами, — шепнула она ему.

— Спасибо, что помогла его спрятать. Ко мне приходит медсестра, и я боялся, что либо она, либо мать наткнутся на кольцо в кармане.

— Когда ты сделаешь Шарлотте предложение?

— Как только уедет Фред.

— Фред? Конюх? А он-то тут при чем?

Саймон откинулся головой на взбитые подушки и задумчиво взглянул на сестру.

— Так ты не знала, что Фред подал на увольнение, когда узнал, что мать застрелила Клевер? Он сказал, что не станет работать на человека, который оказался способен на такое варварство.

Глаза Дженни широко раскрылись.

— Да?! Фред такой мягкий, тихий человек. Вот уж никогда бы не подумала, что он может показать себя с такой стороны! Мама продала других лошадей?

— Нет, и я ей не позволю. Фред заглянул ко мне пару дней назад, когда матери не было дома. Он нашел девушку из деревни, которая согласилась приходить к нам каждый день и ухаживать за лошадьми.

— Ясно, но при чем тут ты и Шарлотта? Объясни.

— Фред съедет из своего флигелька, — тут же сказал Саймон.

— Да? — Дженни нахмурилась. — Это из сторожки, ты имеешь в виду? О Боже, Саймон! Ты что, хочешь переселить маму в сторожку?

Брат сухо усмехнулся:

— А почему бы и нет? Впрочем, вначале мы там с Шарлоттой поживем. Я наперед знаю, что в одном доме мои жена и мать не уживутся.

Дженни, пораженная, смотрела на брата, а тот продолжал:

— Мы обживем с Шарлоттой флигель, а когда у нас пойдут дети, переедем в дом.

— Дети? То есть когда ты поправишься? — смущенно переспросила Дженни.

Саймон покачал головой:

— Да нет, врачи сказали, что я могу иметь детей уже сейчас. Паралич ног этому не помеха. Теперь это, конечно, будет не так просто сделать, но можно. Если постараться…

— Я так рада за тебя! А мама знает?

— Нет. Она много чего не знает. — Он устремил задумчивый взгляд в камин, где горели дрова, которые Питерс принес с рассветом. — Знаешь… мне будет недоставать тебя, Джен, — вдруг проговорил он. — Мы с тобой не очень ладили. Меня всегда бесило, что ты предпочитаешь отцовское общество нашему. Но думаю, ты в этом не виновата. — Он нахмурился и стал совсем серьезным. — Короче, что бы ни случилось, знай, что ты всегда будешь самым дорогим гостем в моем доме. Шарлотта симпатизирует тебе, и я хочу, чтобы вы подружились.

— Конечно, — сказала Дженни. — Мы с тобой в одинаковом положении. Жертвы разрушенного брака. Несчастные дети эгоистичных родителей. И должны держаться друг друга. — Она улыбнулась и, пытаясь разрядить обстановку, спросила: — Надеюсь, ты дашь мне знать, когда обручишься с Шарлоттой?

— Еще бы! — рассмеялся Саймон. — Я помещу объявление об этом на полполосы в «Таймс» и «Телеграф»!

Дженни тоже рассмеялась. Как хорошо было примириться с братом и уезжать из Пинкни в таком замечательном настроении!..

Спустя два часа Дженни уже сидела в машине и махала на прощание рукой матери и Саймону, который потребовал, чтобы его выкатили в коляске на крыльцо. Туман к тому времени почти рассеялся, и сквозь густую пелену облаков стало пробиваться бледное солнышко.

— Береги себя! — крикнул Саймон.

— Ты тоже! — отозвалась Дженни с улыбкой. — Передавай привет Шарлотте!

— Передам.

— И помни, что ты обещал известить меня…

Саймон улыбнулся:

— Ты первая узнаешь!

В эту минуту такси тронулось с места, но Дженни заметила, что мать обратила на Саймона вопросительный взгляд:

— О чем это она узнает?

Дженни видела через заднее стекло машины, как мать и брат о чем-то заспорили, но затем такси свернуло налево, выехало за ворота, и Пинкни-Хаус исчез из виду.

«Как бы я хотела присутствовать в тот момент, — усмехнувшись, подумала Дженни, — когда Саймон расскажет маме о своих планах в отношении Шарлотты!»

Ребекка медленно приходила в себя. Первое, что она почувствовала, была страшная головная боль, вызывавшая приступы тошноты. Голова просто раскалывалась на части. Кровь оглушительно стучала в висках. Она понимала: ей необходимо как можно быстрее подняться на ноги и занять защитную стойку, даже опередить официанта и не дать ему нанести последний, смертельный удар. Ребекка с величайшим трудом разлепила веки и шевельнулась. Но все силы куда-то подевались. Глаза застилала черная пелена, и ей стоило больших усилий оставаться в сознании. Злясь на себя, она не прекращала попыток встать, понимая, что если не сделает этого, официант в любой момент пырнет ее ножом, блеск которого она успела разглядеть в темном коридоре чуть раньше.