Ремедиос подошла к Педро:

– Как мы его назовем? «Свобода»?

– «Новая Чиригуана», – предложил Мисаэль.

– Нет, – сказал Аурелио. – Это затопленный город кошек, он будет называться Кочадебахо де лос Гатос.

Индеец произнес это столь убежденно, что поток предложений мгновенно иссяк, и все приняли имя нового дома. Люди на разные лады повторяли его и сочли, что звучит оно хорошо.

– Ну что ж, пошли, – сказал Хекторо. – Нам тут еще копать и копать.

– Я ухожу, – объявил Аурелио. – Но еще вернусь. У меня важные дела.

– Побольше лопат привези, – попросил дон Эммануэль. Аурелио развернул мула и зашагал вверх по склону.

Он вернулся в джунгли к Кармен, набрал мешки трав и кореньев. Затем поднялся в горы и две недели постился, призывая силу духов. Когда завеса между мирами истончилась и стала его пропускать, Аурелио пошел домой и нагрузил четырех мулов тюками со снадобьями. За три дня он добрался к подножию ледника и провел там неделю, с помощью Федерико и Парланчины осуществляя свой замысел.

Жители Кочадебахо де лос Гатос столкнулись с геракловой задачей; многим работа казалась непосильной – не стоит и браться. Дон Эммануэль обошел долину и увидел, что остатки запруды еще держат воду. Потребовалась неделя напряженного труда, чтобы рычагами столкнуть по склону огромные камни. Крутясь и подскакивая, они летели в долину, где разбивались меж расщепленных обломков деревьев и пней, до наводнения бывших лесом. Когда сошла вода и обнажившийся ил стал подсыхать, Серхио осенила блестящая мысль.

– Послушайте-ка! – воскликнул он как-то вечером, когда переселенцы собрались в лагере перед дворцом. – У нас не хватает лопат – может, штук двести на всех наберется, и негде разбить огороды. Давайте, когда ил высохнет, нарежем кирпичей, поднимем на склоны по цепочке и построим андены.[70]Засадим овощами, урожай будет, какого свет не видывал.

Предводителям идея понравилась.

– Здорово! – сказал Хекторо. – А то ведь и не знаешь, куда весь этот ил девать. Отличная мысль, Серхио!

– Давайте договоримся, – предложила Ремедиос. – Чтобы избежать свар, никто не будет занимать дома, пока не расчистим жилье для всех.

– Идея правильная, только никто не послушается, – сказал Хосе. – Лучше, если начнутся споры из-за какого-нибудь дома, разыгрывать его в лотерею.

– Где ж мы лотерейные билеты возьмем? – спросил Серхио.

На следующий день закипела работа. Освобождения не получил никто, даже сластолюбивая изнеженная Фелисидад. Подвернув юбки, она вместе со всеми стояла в цепочке и передавала кирпичи.

Шли дни, люди тощали и слабели, поскольку держались на остатках припасов, питались тем, что приносили кошки и добывал Мисаэль, с караваном мулов бродивший по соседним долинам. В одном походе он наткнулся на индейское поселение и обменял там мула на картофель и юкку для посадки, семена кукурузы, барана и три овцы. Начало скромное, но из дальнейшего обмена козами, бананами и ламами выросло крупное сельскохозяйственное предприятие, ставшее потом основой процветающей экономики Кочадебахо де лос Гатос, который продавал излишки в город Ипасуэно и всем окрестным поселениям этой горной страны.

На расчистку основных иловых наносов ушло несколько месяцев: работу тормозили дожди, а когда террасы построили, вырезанные кирпичи приходилось оттаскивать все дальше. Прошли годы, прежде чем откопали весь город: едва расчистили достаточно жилищ, раскопки замедлились, и потом люди копали два дня в неделю, выкроенных на общественные работы, или сами, когда хотели переехать в дом, где больше солнца, или не переваривали соседей, или в семье ожидалось пополнение, и требовалось жилье попросторнее. Из-за многовекового пребывания под водой на каменных стенах навсегда остались темные пятна, а сырость выветривалась много месяцев. Среди обломков многовековой безмятежности подводного царства у людей выработались манеры обитателей глубин. Говорили, бывало: «Подплывай ко мне вечерком, пропустим по стаканчику», – или кивали, смеясь, на игравшую кошку: «Глянь, какая каракатица!» В начале раскопок случилось необыкновенное прибавление рабочей силы. Консуэло заметила, как что-то сверкает на западном склоне горы, вгляделась из-под руки.

– Ой! Ой! – закричала она. – Смотрите!

Все обернулись и увидели Аурелио во главе колонны из четырех сотен индейцев и отряд из пятидесяти испанских солдат в доспехах.

Все как один, жители побросали инструменты и кирпичи и окружили удивительное сборище размороженных человеческих анахронизмов.

– Привет! – крикнул Аурелио и повел колонну к толпе.

Педро вышел поздороваться с индейцем. Окинув взглядом пришедших, он сказал:

– Ты – великий колдун!

– Да нет, – ответил Аурелио. – Весь секрет в том, чтоб это делать осторожно и по возможности быстро.

Жители столпились вокруг новоприбывших. Те двигались, будто ожившие мертвецы, – пустые лица с пустыми глазами.

– Они по-прежнему мертвые? – спросил отец Гарсиа.

– Нет, они как лунатики, – ответил Аурелио. – Просыпаться будут еще порядочно. Когда проснутся, с ними… – он показал на испанцев, – …хлебнете горя. Лучше запереть их куда-нибудь, а то они вас засадят.

– Как мы прокормим столько лишних ртов? – спросила Ремедиос. – Нам самим едва хватает.

– Они будут мало есть, пока спят. Я останусь, позабочусь об индейцах. А этих… – Аурелио сплюнул, – …оживлять даже не хотел. Они вам доставят хлопот.

Несколько недель размороженные лунатики из имперской эпохи механически трудились бок о бок с людьми. По ночам не спали, а неподвижно сидели, сложив руки на колени и не мигая глядя перед собой. Люди агукали им, как младенцам, и кормили супчиком из протертых бананов, который тек по подбородкам. Огромные кошки вылизывали сомнамбул, точно котят, а ночью спали, обернувшись вокруг них.

– Для чего ты это сделал? – спросил как-то Гарсиа. – Зачем было возвращать их из смерти?

– Хочу узнать у индейцев секрет Камня, – ответил Аурелио. – А испанцев вернул, чтобы отомстить.

– Отомстить? – переспросил Гарсиа. – Ты же не собираешься их снова убивать?

– Нет, Гарсиа. Увидишь.

Индейцы пробудились; выяснилось, что их не только до смерти пугают странные люди вокруг – индейцы к тому же говорят на неопознанном языке – не аймара, не кечуа, не гуарани. Аурелио был убит. Подружиться с индейцами не удалось, и в ночь после пробуждения все они поголовно ускользнули из Кочадебахо де лос Гатос и скрылись в горах, уверенные, что бежали из рабства.

Испанцы же проснулись, полагая, что они тут самые главные. Поначалу они были совершенно сбиты с толку, не понимали, где находятся, не узнавали ни города, ни людей. Но не прошло и получаса, как надменный граф Помпейо Ксавьер де Эстремадура отвесил оплеуху Фелисидад за то, что при встрече с ним не сделала реверанс, а один солдат при всех попытался овладеть Франческой и ударил Хосе, когда тот его оттащил.