И словно эхо пошли повторения:

— Первый отряд — приготовиться к построению!..

— Третий отряд — к построению!!!

— Второй отряд — строиться!.. А ну шевелись!!!

И затопали казенные уродливые ботинки пятисот заключенных подростков по выбитому построениями двору...

* * *

Тут же этот топот стал переходить в шум несущегося поезда...

...и мы увидим, как уже в полном рассвете бежит «Красная стрела» к Санкт-Петербургу...

А потом окажемся в...

В.В. открыл глаза, потянулся за сигаретой.

В вагоне уже шла бурная утренняя жизнь: открывались и захлопывались двери купе...

...тяжело топали чьи-то шаги в узком коридоре...

...кто-то перед кем-то извинялся...

...кто-то жаловался на то, что в вагоне всего два туалета...

За окном купе уже мелькали областные картинки, а на столике, без малейшего участия проводника, уже стояли два стакана с крепким чаем.

И тарелочка — с севрюжьими бутербродиками!

Ангел был уже почти одет. Он обстоятельно сел за столик и принялся осторожно прихлебывать чай из стакана.

— А мыться, зубы чистить вы не пойдете? — проворчал В.В.

— Уже! — мягко ответил Ангел. — Даже побриться успел.

— Это когда же? — недоверчиво спросил В.В.

— А вот пока вы были в колонии у Толика-Натанчика и слушали его разговор с отцом Михаилом за часовней. Так вам интересно, что было дальше?

— Еще бы!

Ангел посмотрел на часы, сказал:

— Прекрасно! Время еще есть. Но так как его совсем немного, то я воспользуюсь старым, вышедшим из моды приемом: представьте себе, что перед вами во весь экран возникает титр — ПРОШЛО ДЕСЯТЬ ЛЕТ...

— Ни в коем случае! — немедленно возразил В.В. — Я чувствую себя облапошенным! Своим древним, бездарным приемчиком, вытащенным из немого кинематографа, вы попросту надули меня, утаив целое десятилетие!

— Если бы мы с вами ехали во Владивосток... — начал было Ангел...

...но В.В. тут же прервал его:

— Ангел, не торгуйтесь! Помните, как у Галича: «...а из зала кричат — „Давай подробности!..“

— Ну хорошо, хорошо... — Ангел снова посмотрел на часы. — Но в спрессованном виде! Прием тот же, обруганный вами, но необходимый мне для плавного перехода... Итак — титр: ПРОШЛО ДВА ГОДА... Такой перерыв вас устраивает?

— Хрен с вами! Валяйте дальше...

— В пятнадцать лет Лидочка основательно забеременела...

В спальне Эсфирь Анатольевна Самошникова и Наталья Кирилловна Петрова рыдали на плечах друг у друга...

Время от времени Наталья Кирилловна прикладывала указательный палец к губам, а большим пальцем указывала Эсфири Анатольевне на кухню...

...где изнемогающий от жары полковник милиции Петров сидел в одних трусах за кухонным столом и пил ледяное пиво...

И тогда всхлипывания и рыдания в спальне становились тише, а на то время, которое требовалось, чтобы перекинуться парой слов, и вовсе прекращались.

— Что?.. Что будем делать, Наташенька?.. Аборт?..

— Что ты, Фирочка?! Неужто мы с тобой не справимся?..

— Пойдем с Колей поговорим, Натуля...

— Ты с ума сошла, Фирка! Он их застрелит...

— Но надо же как-то ему сказать? Все-таки он единственный мужчина у нас...

— А если он потребует аборт?! Он как полковника получил, так стал такой нервный...

— А фиг ему в морду! Пусть только попробует!..

— Пошли.

Стояла невыносимая жара!

Когда Эсфирь Анатольевна и Наталья Кирилловна, для уверенности держась за руки, вошли в кухню...

...худенький, жилистый Петров стоял у холодильника и доставал оттуда очередные пару бутылок.

Обернулся, увидел двух женщин, спросил весело:

— Девки! Пивка?..

От напряжения и взволнованности «девки» промолчали.

Петров вгляделся в них, сел за стол, откупорил бутылку холодного пива, сделал пару глотков прямо из горлышка, спросил небрежно:

— Чего это вы обе такие зареванные? Лидка подзалетела, что ли?

— Да... — хором сказали две будущие бабушки. — Но мы решили...

— Я не знаю, чего вы там решили, — жестко сказал полковник милиции в одних трусах, — но ребенок останется!!! Никаких абортов! И только попробуйте мне что-нибудь вякнуть!.. Фирка! Прекрати плакать... Наталья, возьми себя в руки немедленно! Будет так, как сказал я!!!

Тогда Фирка и Наташка бросились в объятия друг к другу и еще немножко поплакали...

... а потом тоже уселись пить холодное пиво вместе с Петровым.

— Конечно, — рассуждал Николай Иванович, — Лидку за это надо было бы выдрать как сидорову козу, но тут мы все малость припозднились... Они, по-моему, уже лет с тринадцати трахаются.

— Коля!!! — в ужасе воскликнула Наталья Кирилловна.

Но Петров даже внимания на жену не обратил. Подлил всем троим холодного пивка и мечтательно сказал:

— А Тольке хорошо бы морду набить!..

Фирочка с сомнением посмотрела на худенького полковника в трусах и робко произнесла:

— Коля... Ты же сам был на Зимнем стадионе, когда он выиграл юношеское первенство республики по борьбе в среднем весе... В нем же семьдесят два килограмма страшных мускулов! Это в пятнадцать-то лет... Умоляю тебя, будь осторожен, Коля!

— Тоже верно... — пробормотал полковник Петров. Вытащил из холодильника свежее пиво и раздраженно произнес:

— Интересно, где они сейчас-то болтаются? Лидке теперь, в ее положении, по жаре шастать категорически противопоказано!

— Они еще в шесть утра в деревню уехали, — сказала Фирочка.

— Поместье свое осваивают, — пояснила Наталья Кирилловна.

Бывший дом покойного Вани Лепехина, полноправным владельцем которого теперь являлся гражданин Самошников Анатолий Сергеевич...

...стоял на пригорке, откуда вся деревня, вместе с неказистой церквушкой, бывшим сельсоветом и почти развалившимся клубом, просматривалась как на ладони.

Когда-то, много лет назад, этот дом строился, наверное, как «господский» и поэтому был совсем не похож на остальные деревенские дома.

Он стоял на внушительном приусадебном участке, огороженном древним покосившимся плетнем.