Эмблер распахнул дверь и сделал несколько неуверенных шагов из комнаты в коридор. На лице его застыла маска ужаса. Расчет строился на том, что коммандос воздержатся от активных действий до подхода подкрепления, чтобы не подвергать опасности жизнь заложника. Время было на их стороне, и они могли позволить себе ждать. Возможно, смерть гражданского лица — не такая уж высокая цена за уничтожение Таркина, но ответственность должен был взять на себя командир.

Эмблер шагнул к спецназовцу повыше, крупному парню с сине-зелеными глазами, темными волосами и двухдневной щетиной. В глазах коммандос он был досадной помехой, неизвестной величиной, затруднявшей решение уравнения. Они даже расслабились и опустили автоматы.

Эмблер оглянулся назад и вздрогнул, словно увидел глядящее в спину дуло «магнума». Потом медленно повернулся и умоляюще посмотрел на одетого в черное спецназовца.

— Он убьет меня... убьет... я знаю... знаю... Я это понял по его глазам. — Заламывая в отчаянии руки, Эмблер приблизился к спецназовцу еще на пару шагов. — Вы должны мне помочь. Боже, помоги мне. Позвоните в американское посольство. Спросите Сэма Херлбата, он поручится за меня. Сделайте что-нибудь, только не отдавайте меня этому маньяку. — Еще шаг...

— Успокойтесь, — раздраженно прохрипел спецназовец, с трудом скрывая отвращение к жалкому, хнычущему штатскому, слишком близко подошедшему к нему и мешающему видеть дверь.

Возможность представится. Надо только ею воспользоваться.

— Вы должны мне помочь... должны мне помочь... должны мне помочь... — Слова лились бессмысленным речитативом. Эмблер был уже так близко от спецназовца, что чувствовал резкий запах его пота.

Хватай оружие за приклад, а не за магазин. Магазин может отщелкнуться, а пуля останется в стволе. Он даже не держит палец на крючке. Ну же!

Одним неуловимым для глаза движением Эмблер вырвал автомат из рук спецназовца и ткнул дулом ему в грудь. Парень упал на спину, а оперативник уже направил оружие на второго спецназовца, слишком ошеломленного происходящим, чтобы успеть что-то сделать.

— Брось автомат!

Спецназовец беспрекословно выполнил приказ, отступив при этом на пару шагов. Эмблер разгадал маневр.

— Стоять.

Но спецназовец продолжал пятиться назад, по-прежнему держа руки над головой. Если операция сорвалась — отходи. Это правило действовало до получения другого приказа.

Отступив еще на шаг, спецназовец повернулся, выскочил из квартиры и помчался по улице. Эмблер знал, что большой передышки не будет, а значит, им тоже надо спешно отходить. Убивать безоружного в данном случае не имело смысла.

Он не сомневался, что желающие ликвидировать «маньяка» уже выстроились в очередь.

* * *

Пекин, Китай

Сяо Тань поднимался рано и вынуждал к такому же распорядку дня подчиненных, назначая рабочие совещания на самые утренние часы. Работавшим под его непосредственным руководством чиновникам Министерства государственной безопасности не оставалось ничего другого, как приспосабливаться к привычкам шефа; забывались мало-помалу вечеринки с рисовым вином, отходили в сторону и другие веселые и шумные ночные забавы, которые могли позволить себе члены правительства. Удовольствие уже не кажется таким соблазнительным, когда за него расплачиваешься головной болью в шесть часов утра. Постепенно заспанных глаз и помятых лиц на утренних «летучках» становилось все меньше, а сами совещания уже не казались невыносимым наказанием, наложенным суровой рукой деспота.

Впрочем, сейчас Сяо Тань думал вовсе не о предстоящем совещании с непременным подведением итогов достигнутого и анализом причин отдельных неудач. Сидя в центре связи, он размышлял над срочным сообщением, поступившим всего лишь час назад и предназначавшимся ему лично. Содержание донесения вызывало глубочайшее беспокойство. Если верить Джао Ли, ситуация, с которой они столкнулись, представлялась еще более рискованной и опасной, чем можно было предполагать. Рассказ товарища Ли о происшествии в Люксембургском саду заставлял отвергнуть старые предположения и принять новые. Вопрос «почему?» тяжким бременем лежал на плечах начальника Второго управления.

Может быть, Джао Ли ошибся? В это не верилось. Донесение нельзя было просто сбросить со счетов. Сяо Таню приходилось иметь дело со многими врагами, но самым сильным из них было время. Он просто не мог позволить себе ждать, пока Лю Ань придет в чувство.

Сяо понимал, что должен взять инициативу на себя и предпринять действия, которые многие сочтут если не прямой изменой, то, по крайней мере, непростительным и вопиющим превышением полномочий.

И тем не менее упрямство Лю Аня не оставляло ему другого выхода.

Сяо глубоко вздохнул. Сообщение необходимо доставить как можно скорее, но при этом с соблюдением полной секретности. Ясное и четкое, оно должно послужить руководством к действию. Ставки слишком высоки, чтобы связывать себя процедурными нормами.

Передавая зашифрованный текст, Сяо убеждал себя, что всего лишь принимает диктуемые ситуацией меры. Если расчеты неверны, он совершает величайшую в жизни ошибку. Мысли метались, подстегиваемые тревогой и предчувствием беды.

Снова и снова возвращался он к донесению Джао Ли. Кто еще знал об этом донесении? Доставивший его утром Чень Ван выглядел и вел себя как обычно. Поначалу Сяо относился к нему настороженно. В рамках сложившейся практики и в целях недопущения ведомственной разобщенности руководство НОАК регулярно откомандировывало своих молодых офицеров в гражданские министерства и ведомства. Отказаться от такого назначенца было практически невозможно, не вызвав серьезного недовольства военной верхушки. Чень Вану предстояло провести в Министерстве государственной безопасности год. Правда, и МГБ имело право направлять своего «стажера» в центральный аппарат Народно-освободительной армии, но пользовалось этим далеко не всегда.

Разумеется, в МГБ к стажеру относились с подозрением, не без оснований считая соглядатаем, докладывающим своим хозяевам-военным обо всем, что делается в министерстве. Чень Ван был протеже генерала Лама, заносчивого ретрограда, к которому товарищ Сяо всегда относился с недоверием и неприязнью. Подозрения, однако, постепенно рассеялись, а молодой человек — ему вряд ли исполнилось и двадцать пять — завоевал его симпатии трудолюбием, предприимчивостью и полным отсутствием столь распространенного в молодежной среде цинизма. В конце концов Сяо пришлось признать, что Чень Ван напоминает ему самого себя времен далекой юности — такой же идеалист.

Возникший в дверях молодой человек негромко откашлялся.

— Прошу извинить, вы, кажется, чем-то озабочены. Сяо пытливо посмотрел на стажера. Заглянул ли он в донесение? В ясных, честных глазах Чень Вана не было и намека на чувство вины за совершенное должностное преступление.

— Дела давно идут не совсем так, как хотелось бы. Сегодня утром ситуация еще больше осложнилась.

Чень Ван склонил голову.