Превращая дом в музей, Жаклин, пережившая супруга на десяток лет, надеялась, должно быть, что дорогие ее сердцу вещицы будут радовать и восхищать еще не одно поколение. Получилось же так, что если собрание и привлекало внимание случайно забредшего искусствоведа, то удостаивалось не восторженных эпитетов, а неодобрительных причмокиваний или, что еще хуже, злорадно-издевательских комментариев.

Эмблер ценил музей по другой причине: по большей части безлюдный, он служил идеальным местом встречи, а из огромных окон хорошо просматривались прилегающие тихие улочки. К тому же скромный бюджет заведения не позволял нанимать больше одного смотрителя, который редко забредал выше второго этажа.

Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, Эмблер прошел по коридору, украшенному позолоченными статуэтками и широкими картинами, на которых богини с отстраненными лицами перебирали струны лир, расположившись на лужках, вполне пригодных для проведения турнира по гольфу. В конце коридора находилась комната, где он должен был встретиться с Кастоном.

Расстеленный по полу персикового цвета ковер приглушал звук шагов, и, приблизившись к залу, оперативник услышал голос аудитора.

Эмблер застыл на месте. В шею как будто впились тысячи мелких иголочек. С кем разговаривает Кастон?

Он бесшумно переступил порог и снова остановился.

— Хорошо... Неужели?.. Так у них все получается?.. — Аудитор разговаривал по сотовому телефону. Секундная пауза. — Спокойной ночи, милая. Я тоже тебя люблю. — Он сложил телефон, убрал его в карман и, повернувшись, увидел Эмблера.

— Рад, что добрались.

— Милая?

Заметно смутившись, Кастон посмотрел в окно.

— Звонил в офис, просил проверить базу данных пограничного контроля. — Он помолчал. — Доктор Эштон Палмер прибыл вчера в Руасси. Он здесь.

— Вы сказали «офис». А им можно доверять?

— В офисе у меня всего один человек. Помощник. Я ему доверяю.

— Что еще вы узнали?

— Я не говорил, что узнал что-то еще.

— Сказали. Хотя и не словами.

Кастон провел взглядом по увешанным картинами стенам и нахмурился.

— Да, кое-что есть, но все такое неопределенное, обрывчатое... выводы делать не на чем. То, что у нас называется «болтовней»: перехваты, куски, фрагментарные, сами по себе незначительные.

— Но взятые вместе?

— Что-то происходит. Или, скорее, что-то вот-вот произойдет. Что-то, имеющее отношение к...

— К Китаю, — вставил Эмблер.

— Да. Но это наиболее легкая часть головоломки.

— Вы и сами говорите загадками.

— Более трудная часть — вы. Если подходить к проблеме логически, с нее надо и начинать. Назовем это вариантом антропического принципа. Или, по-нашему, эффектом созерцательного выбора.

— Послушайте, Кастон, вы можете говорить по-английски?

Аудитор сердито нахмурился.

— ЭСВ — явление совершенно обычное. Вы никогда не замечали, что в супермаркете мы часто оказываемся в более длинной очереди к кассе? Почему так происходит? Потому что в этих очередях больше людей. Предположим, я говорю, что мистер Смит, о котором нам совершенно ничего неизвестно, стоит в очереди к кассе, и прошу определить, в какой именно, на основании лишь одного факта: мы знаем, сколько человек в каждой из них.

— Ответа нет. Я не смогу это определить.

— Но вы можете обосновать предположение вероятностью. Скорее всего мистер Смит окажется в той очереди, где больше всего людей. В этом легко убедиться, если отойти в сторону и занять позицию стороннего наблюдателя. Самое медленное движение на той полосе, где больше всего машин. Закон вероятности подсказывает нам, что любой из выбранных наугад водителей скорее всего окажется именно на этой полосе. То есть вы. И если вам кажется, что по другим полосам машины движутся быстрее, то это не иллюзия и не знак судьбы — так оно и есть. Чаще, чем реже, машины на других полосах действительно движутся быстрее.

— Ладно. Это мне понятно.

— Это очевидно. Но только потому, что вам на это указали. Точно так же, если вы, ничего не зная о человеке, кроме того, что он живет на нашей планете, ответите, что он китаец, то скорее угадаете, чем нет. А все потому, что китайцев на свете больше всего.

— Внимание, экстренное сообщение, — перебил его Эмблер, — я не китаец.

— Нет, но вы оказались втянутым во что-то, имеющее отношение к китайской политике. Вопрос: почему вы? В случае с очередями к кассам вы ничем не отличаетесь от других покупателей. Но в данном случае список пригодных кандидатов разжижен гораздо сильнее.

— Я сам никого и ничего не выбирал. Меня выбрани.

— Опять-таки почему? Какой информацией они располагали, выбирая вас? Какие пункты оказались решающими?

Эмблер задумался. Почему он? С точки зрения тех, кто имел отношение к Группе стратегических услуг, он отличался от других.

— Пол Фентон сказал, что я ценен для них потому, что я стер себя.

— Пользуясь вашим термином, я бы сказал, что вас стерли. Но тогда логично предположить, что им требовался как раз такой, которого невозможно идентифицировать. Но и это еще не все. Им был нужен агент с исключительной способностью. Агент с особым навыком распознавать скрытые эмоции. Живой полиграф.

— У Фентона есть кое-какие данные из моего досье. Он не знает моего настоящего имени, но знает, какие задания я выполнял, где и когда.

— Тоже немаловажный фактор, так что учтем и его. Итак, их у нас два, индивидуальный и исторический. Важны могли быть либо оба, либо только один.

— Не хотите попробовать угадать, а?

Кастон вяло улыбнулся. Взгляд его, скользнув по стене, остановился на широком полотне, изображавшем зеленый луг с пятнами коров на заднем плане и русоволосой молочницей с подойником.

— Слышали анекдот об экономисте, физике и математике? Они едут в машине по Шотландии и видят из окна бурую корову. Экономист говорит: «Любопытно, что в Шотландии коровы бурые». Физик качает головой: «Боюсь, ты делаешь обобщение на основании недостаточных данных. Мы лишь знаем, что в Шотландии есть бурые коровы». Математик выслушивает их обоих и качает головой: «Снова неверно. Вывод не обоснован фактами. Мы можем лишь утверждать, что в этой стране существует, по крайней мере, одна корова, у которой, по крайней мере, один бок бурый».

Эмблер закатил глаза.

— Я ошибся, когда сказал, что вы придете подбирать теплые гильзы. Скорее вы появитесь через тысячу лет, чтобы провести здесь археологические раскопки.

Кастон выразительно посмотрел на него.

— Я лишь хочу, чтобы вы попытались увидеть закономерность. А она определенно просматривается. Чжаньхуа. Монреаль. И вот теперь Париж — убийство Дешена.