— Нам придется разделиться, — сказала Катька. — Одного оставить здесь, двоим выносить Макса.

Я знал, что она представляет, с какими сложностями сопряжено такое решение, но другого действительно не было. Причем основная сложность была морального плана. Если ее озвучить, то получилась бы банальная формулировка — можно ли доверять Алисе, как самому себе или как Катьке? Можно ли доверять человеку, у которого ты убил брата? Можно ли доверять человеку, который стрелял в тебя? Были ли мы с Алисой настолько одной крови, чтобы, несмотря на все происшедшее между нами, не подставить друг друга? Это был нелегкий вопрос, но я знал на него ответ. Причем ответ крылся во мне, а не в Алисе. Ведь несмотря на то, что ее брат напал на меня, несмотря на то, что она стреляла в меня, в Катьку и в Макса, я бы все равно не подставил ее. Сама ситуация сложилась таким образом, что от наших действий напрямую зависела судьба Мироздания. До личных ли обид в такой момент? До личной ли мести? Мне казалось, что и Алиса чувствует то же самое.

Но одно дело, когда что-то кажется, а совсем другое быть в чем-то уверенным. Это разные вещи. И в принципе я понимал, что Алиса может выкинуть какой-нибудь фокус. Не говоря уже о том, что она могла быть в сговоре с Кириллом, а все произошедшее — оказаться красиво разыгранным сценарием, В принципе я допускал и такую возможность, она могла оказаться тем самым вторым доверенным человеком, который составит пару Эдику в этой сложно спланированной игре. Однако решение следовало принять сейчас. Именно сейчас, другого момента уже не будет.

— Тогда здесь остается Алиса, — с трудом выговорил я. — Какой тут поражающий фактор, успела понять?

— Да. Известь. Гриб растет в луже, заполненной концентрированной известковой жижей. Я могу сделать дренаж, а затем принести нормальной земли. Не сразу, но это сработает. Хватило бы времени до перемещения проекций! Если успеем до этого срока устранить поражающие факторы и здесь, и в реальности, то сон Бога опять начнет улучшаться.

— Хорошо. Значит, второй гриб растет в Москве? — уже напрямую спросил я.

Я оказал Алисе доверие, оставив ее одну контролировать сон Бога в сфере взаимодействия, и теперь вправе был ожидать ответного шага.

— Да, в Москве, кивнула она. — Иначе я бы там не жила. Сейчас гриб локализован в районе станции метро «Боровицкая», в старом дворике возле трансформаторной будки.

— Адрес!

— Не знаю. Я просто вижу и чувствую место. Погоди, сейчас нарисую. — Она разгребла палые листья ногой, присела на корточки и сучком нарисовала схему. — Вот здесь станция «Боровицкая». — Она начертила квадратик. — Тут, через дорогу, галерея Шилова. За галереей и есть тот самый дворик. Сейчас там стройка, но трансформаторная будка в стороне, в глубине двора. Будка старая, кирпичная, основательная. С дальнего ее торца и растет гриб.

— Понял, — ответил я, рассмотрев схему. — Тогда больше нельзя терять времени. Мы с Катькой тащим Макса, затем, после прыжка с Обрыва, они просыпаются каждый в своей постели, а я... Что, кстати, будет со мной?

— Окажешься снова у Ворот, через которые попал сюда, — ответила Алиса. — Ты ведь не засыпал, а попал сюда физически. Вот физически и вернешься.

— А это? — я бросил взгляд на рану.

— Это останется. Это ведь физическая рана. А вот Максу через несколько часов придется туго.

Катька стиснула зубы и отвернулась.

— Ладно, все! — я решил не доводить дело до истерики. — Взяли носилки и вперед.

Когда мы с Катькой остались вдвоем, уже нечего было и думать о разведке перед обозом. Мы стали одновременно и обозом, и главной боевой единицей. Мы стали тараном, которым приходится проламывать пространство длиной в оставшиеся пять километров. На протяжении первого километра нам дважды пришлось принимать бой — порядки противника уплотнялись по мере приближения к дюнам. Но теперь в нашу задачу не входило пробиться любой ценой. Теперь наша задача значительно усложнилась, нам теперь надо было не только выйти из окружения, но и увлечь за собой противника, не дать ему продолжить путь к дюнам, где у Белого озера Алиса осталась одна.

Поэтому, приняв бой, мы сразу начинали отход, давая возможность ребятам преследовать нас. Фактически мы проворачивали тот же маневр, который эффективно применил Гром, но пацаны решительно наступали второй раз на те же грабли. Азарт — вот что ими двигало. Азарт и инстинкты охотника. Нас это полностью устраивало. Моторизованной техники у них не было, а значит, мы вдвоем с Катькой двигались чуть быстрее, чем они, ведь у нас было меньше проблем с управлением боевыми порядками. Волей-неволей сорок человек растягиваются, теряют строй и вынуждены подтягивать основные силы к вырвавшемуся вперед фронту. А мы просто перли через лес, огрызаясь короткими автоматными очередями.

На втором километре нам удалось вовлечь в эту гонку все силы противника. Прорываться через них было смерти подобно, поэтому мы с Катькой сначала двигались в узком коридоре между фронтом и дюнами, а затем, все же обойдя пацанов с ближнего к Обрыву фланга, смешали их порядки и увлекли в выгодную нам погоню.

Когда до Обрыва оставалось два километра, мы вынуждены были перейти на бег. После боев, развернувшихся здесь год назад, от леса остались одни пеньки, а потому, если дать противнику подойти слишком близко, можно попасть под эффективный огонь. Может быть, даже снайперский. А это в наши планы никак не входило.

Кросс с носилками по пересеченной местности — это отдельное удовольствие. Особенно под проливным дождем, когда ноги соскальзывают в размокшей глине. Особенно когда раненое плечо болит и ноет, заставляя сердце беспорядочно колотиться. Но Катька держалась молодцом, быстро приноровилась к моей волчьей рыси и старалась не сбить дыхание. Макс постанывал — его ощутимо трясло, но в сознание он уже не приходил.

Когда до Обрыва оставалось метров пятьсот, я разглядел за пеленой дождя свою «жигульку», брошенную Громовым у самого края. Приближаться к ней не хотелось, я знал, что за рулем остался труп старого боевого товарища, а я к такому зрелищу сейчас не был готов. К тому же времени оставалось в обрез — вырвавшиеся вперед пацаны уже начинали постреливать в нас. Видимость, правда, из-за дождя была невелика, поэтому и им пришлось выйти на открытое пространство, но они могли залечь, а нам надо было бежать, пока хватает сил. Я даже не отвечал огнем — патроны почти кончились, а смысла отстреливаться не было ни малейшего.

Мы рвались вперед, как рвутся к свету заблудившиеся в пещере дети. Я не представлял, как держится Катька, потому что сам уже задыхался. Но, очевидно, в критические моменты женщина на многое способна ради ребенка. Скорее всего на такое, на что не способен ни один мужчина ни в какой ситуации.

Огонь противника между тем становился все плотнее — ребята после марша успокоились, пристрелялись, а патроны не экономили. Высокие фонтанчики размокшей глины шлепали по сторонам, а пули жужжали над головой взбесившимися шмелями. Я заметил, что Катька пытается не просто бежать, а прикрывать собой Макса от пуль. Меня это напугало.