– Вы заперли дверь? – первым делом поинтересовался он, бросив озабоченный взгляд на входную дверь.

– Конечно. Сейчас же обеденное время, – ответила я максимально спокойным тоном.

Шаркающей походкой он подошел ближе, и впервые в жизни я своими глазами увидела то, что стоит за избитой фразой «он превратился в старика за одну ночь».

– Надеюсь, вам понравится мясо. Не так-то часто попадается хорошее говяжье филе. А соус – на травах. Пробуйте, – подбодрила я его тоном, каким обычно няня разговаривает с маленьким ребенком.

– Спасибо, Стар.

Орландо поставил на стол бутылку с вином и два бокала, потом медленно, с большим усилием, опустился в кресло, как человек, у которого болят все кости. Тяжело вздохнув, он собрал последние остатки сил для того, чтобы взять бутылку и щедро плеснуть вино в каждый бокал.

– Ваше здоровье, – провозгласил он негромко. – Какое счастье, что у меня есть хоть один друг и союзник.

С этими словами Орландо осушил свой бокал до дна и тут же наполнил его снова. Интересно, какой он в пьяном виде, невольно подумала я, наблюдая за его манипуляциями.

– Закусывайте, – поторопила я его.

Впервые за всю короткую историю наших взаимоотношений я окончила трапезу первой, положив на пустую тарелку свои нож и вилку. Орландо вяло ковырялся в своей тарелке с видом человека, еще не вполне оправившегося после тяжелой болезни. Свой кусок говядины он тщательно разрезал на микроскопические кусочки, а потом долго, до бесконечности, пережевывал каждый из них.

– Прекрасный обед, Стар, – сдержанно похвалил он меня. – Впрочем, как всегда у вас. Просто я сегодня не в том настроении…

Он умолк, отправив в рот очередной малюсенький кусочек мяса. Проглотил его и тут же запил изрядной порцией вина. Потом выдавил из себя некое подобие улыбки и добавил:

– Сегодня мне кусок в горло не лезет. Вы уже, наверное, слышали от моего брата наши последние новости, да?

– Да, слышала.

– Как он только мог! Я хочу сказать, как он мог поступить… так жестоко. Ведь это же, – Орландо с обреченным видом обвел рукой книжные полки, – это же мой мир! Вся моя жизнь здесь, в этих книгах!

– Знаю.

– Он утверждает, что мы банкроты. Что если мы не продадим, то в дело вмешается банк и лишит нас всего, что мы имеем. Неужели вы верите этому?

– К несчастью, да. Это похоже на правду.

– Но как? Этот… чертов банк… как он может забрать у нас то, что принадлежит нам по закону? По-моему, брат намеренно сгущает краски, излишне драматизирует ситуацию.

Лицо Орландо исказила такая гримаса страдания, что я невольно сглотнула комок, подступивший к горлу, прежде чем ответить ему:

– К превеликому сожалению, он говорит правду. Скорее всего, у вас есть немалые долги и…

– Да. Но эти долги мизерны в сопоставлении с той ценой, которую они намереваются получить от продажи этого здания. Наверняка же имеются какие-то гарантии, есть поручители и все такое.

– Видно, вся проблема заключается в том, что и сам банк, скорее всего, переживает далеко не лучшие времена. Вот они и… – Я замялась в поисках наиболее точного слова. – Вот они и нервничают. К тому же, как вы и сами прекрасно знаете, мировая экономика тоже переживает сейчас кризис.

– Вы что, хотите сказать, что если мы продадим магазин «Артур Морстон Букс», не говоря уже о том, что и мою душу вместе с ним, то мы поможем в разрешении этого кризиса? Боже мой, Стар! Вот этого я от вас никак не ожидал! Думал, вы на моей стороне.

– Я на вашей стороне, Орландо. Честное слово! Но иногда в жизни происходит все совсем не так, как нам хочется. Да, это ужасно, но такова правда. Увы, но жизнь мало похожа на сказку. К тому же, насколько я понимаю, деньги отчаянно нужны и для поддержания фермы. Там тоже все не так гладко, как хотелось бы.

– Что?! – Щеки Орландо мгновенно порозовели, а потом стали пунцово-красными. – Это он вам наплел?

– Кое-что он мне действительно рассказал. Ему позарез нужна новая техника, иначе, по его словам, он не сможет заработать деньги на содержание фермы.

Казалось, Орландо сейчас взорвется от ярости. Его приятные черты лица вдруг исказила такая злоба, такая ненависть, что трудно было представить себе, как в обычном человеческом теле может вмещаться столько негативных эмоций.

– ХА! Ха-ха-ха! А он, случайно, не рассказал вам заодно, почему же его ферма пришла в такой упадок, а?

– Нет.

– То есть он не соизволил сообщить вам, что первые три года после смерти Анни он вообще не вылезал из своей спальни? Что вся земля, все драгоценные акры наших плодородных полей пришли в запустение, поросли бурьяном, потому что он не мог заставить себя подняться с кровати, спуститься вниз и хотя бы поговорить с управляющим. Тот днями напролет, неделями добивался встречи с ним, ждал, чтобы иметь возможность предъявить ему неоплаченные счета. В конце концов от него отступились все поставщики, снабжавшие ферму всем тем, что нужно для ее нормального функционирования. И управляющий тоже умыл руки и уволился. Этого вам мой драгоценный братец не сообщил? Или о том, как погиб почти весь скот под его неусыпным, так сказать, присмотром. Животные умирали от голода и отсутствия какого бы то ни было ухода. Не говоря уже об урожае, который оставили гнить на полях… Пока все, что там выросло, не превратилось в труху и тлен. Так что, позвольте сообщить вам, что та критичная ситуация, в которой мы с ним якобы сейчас оказались – это дело исключительно рук моего братца. Отнюдь не моих.

– Но вы же, – начала я, осмелившись наконец нарушить тишину, установившуюся в комнате после того, как Орландо завершил свою гневную тираду и снова наполнил до краев свой бокал, – вы же понимаете, почему все так случилось?

– Понимаю! Очень даже понимаю… Он потерял любовь всей своей жизни. Я не настолько черств душой, чтобы не сочувствовать его горю. Но! – лицо Орландо снова помрачнело. – Но есть вещи, которых вы не знаете. А я не вправе рассказывать вам о них. Есть кое-что такое, что невозможно, во всяком случае, я так сужу по своим книгам, простить. Впрочем, в жизни любого человека наступает момент, когда следует отставить в сторону свои личные трагедии и сделать шаг навстречу тем, кому ты нужен. Мой же братец предпочитает на протяжении многих лет упиваться жалостью лишь к самому себе. И в этом вся правда, без прикрас. Мы все старались, как могли, окружить его любовью, поддержать, помочь… Но даже самое терпеливое и любящее сердце рано или поздно очерствеет при виде того, как человек сознательно занимается саморазрушением.

Орландо поднялся с кресла и, сунув руки в карманы, стал нервно расхаживать по залу.

– Уверяю вас, мисс Стар, семья поддерживала его всеми возможными способами. Но люди сами примеряют на себя либо роль героя, либо роль жертвы. Он предпочел выбрать последний вариант. И вот теперь по его милости я… и все это… – Орландо снова широким взмахом обвел комнату, и тут же мириады пылинок, подобно крохотным ангелам, закружили в воздухе вокруг него, переливаясь в лучах неяркого октябрьского солнца. – Короче, мы стали агнцами, обреченными на заклание.