в 1184 г. на половецкого хана Кобяка. В киевской летописи описаны две битвы с половцами: в Радзивиловской описана одна, но в двух миниатюрах (л. 231 о. и 232) отражены две битвы[299], что свидетельствует о появлении во Владимире лицевой летописи киевского или переяславского (герой обеих битв Владимир Переяславский) происхождения.

«Полку Игореве», несмотря на пренебрежительный тон текста летописи, уделено восемь миниатюр (л. 232 о. — 235), и почти в каждой из них ощущается знакомство с другим, более полным и достоверным источником[300]. Мы видим здесь и Всеволода, «прыизущего стрелами», и Овлура, о котором умолчано в тексте, и ранение Игоря копьем в левую руку, о чем тоже нет речи в тексте. На некоторых деталях как бы ощущается воздействие образов «Слова о полку Игореве»: это и стреляющий из лука князь Всеволод Буй-Тур (князья никогда не изображались лучниками), и вступающие в стремена князья, откликнувшиеся на призыв Святослава Киевского:

«Вступита, господина, в злата стемень

За обиду сего времени!..»

Обращение дано в двойственном числе, и на миниатюре (л. 234 в.) мы видим не только двух князей (Рюрика и Давыда Ростиславичей), но и нарочито выпяченные стремена. Нигде во всей Радзивиловской летописи нет сцены посадки на коня. Здесь же нарисованы два коня с конюхами. Левый князь вдел ногу в стремя и взялся за холку коня — он садится верхом. Правый князь уже вступил в одно стремя и приподнялся над четко нарисованным седлом с подпругой и стременем; оруженосец, склонив колено, держит правое стремя, как бы показывая его читателю летописи[301].

Во всех миниатюрах этого небольшого цикла проводится четкое разделение стягов: половецкие с полумесяцем (или рогами?), русские с крестом.

На каком этапе жизни рукописи и какой художник ощутил потребность влить в свои рисунки образы «Слова о полку Игореве», сказать трудно. Это мог быть и XIII в., но мог быть и XV в. или только добавления XV в. вроде рисунка со стременами.

После отклика на «златое слово» Святослава помещено две миниатюры о подвигах Владимира Глебовича Переяславского, племянника Всеволода.

Летопись Всеволода Большое Гнездо после вклинившихся в нее описаний событий 1185 г. интересовалась преимущественно войнами с рязанскими князьями. В пределах свода 1189 г.[302] часть миниатюр имела оригиналы XII — начала XIII в., но некоторые были нарисованы в XV в. заново.

Таковы две миниатюры, изображающие осаду Пронска в 1186 г. (л. 236 в. и н.): к сложной аксонометрически данной башне добавляется пушка, что может указывать (но не обязательно) на позднее изготовление рисунка дополнительно к тем, которые были в своде.

Многих событий в отобранных для иллюстрирования сюжетах нет. Нет той феодальной репрезентативности, которую мы видели в ранней летописи Андрея. Существуют отдельные миниатюры, разделенные большими интервалами: 1187-1193-1196-1197 гг. Только для похода Всеволода на половцев в 1199 г. дано два рисунка (л. 242 о; 243) по простенькой схеме: поход на «вежи» и возвращение с победой в родной город. Этот раздел летописи Всеволода представлен бедно.

Последний раздел Радзивиловской летописи дает существенное отклонение от магистрального пути владимиро-суздальского повествования. После 1201 (1200) г. это уже не столько хроника северо-восточной Руси, сколько записи о бурных событиях в Киеве. Впрочем, нить связи со Всеволодом Большое Гнездо ощущается и здесь: автор летописи неизменно на стороне его союзника Романа Мстиславича Галицкого и враждебен его врагу Рюрику Ростиславичу Киевскому. Текст очень обильно оснащен миниатюрами, усиливающими указанную тенденцию. Очевидно, существовала отдельная лицевая летопись о южнорусских делах 1201–1205 гг., слившаяся впоследствии с владимиро-суздальской хроникой, не имевшей миниатюр. В тексте Радзивиловской летописи описываются за эти годы такие события, как пожар столицы, освящение Успенской церкви, смерть дочери и жены Всеволода, но ни одно из них не удостоено рисунка, тогда как на южные события отведено 11 миниатюр, в большинстве своем сдвоенных. Начало этой южнорусской летописи (много объясняющее нам в ее специфике) отмечено и торжественным текстом, и специальной миниатюрой (л. 243 о. в.): «В лето 6709. После благоверный и христолюбивый князь великый Всеволод Гюргевичь, внук Мономаха, сына своего Ярослава в Переяславль Русьскый княжить на стол прадеда и деда своего…» Вот из этого, близкого к Киеву, угла владений Всеволода и наблюдал, очевидно, автор дела южной Руси. Иногда события еще более приближались к Переяславлю: княжеский снем (съезд) по поводу «мироположения в волостях» 1205 г. собирался в одном дне пути от этого города, в Треполе, вотчине подручных Всеволоду князьков «Володимиречей».

Анализ миниатюр этой интересной летописи затруднен, во-первых, путаницей страниц в Радзивиловском списке, а самое главное — давней перепутанностью миниатюр, происшедшей, очевидно, при включении в общий свод. Для соотнесения миниатюр с текстом необходимо применить «подобедовский принцип» — здесь почти все рисунки сдвоены; оригинал, несомненно, был двухколонным. После тщательного рассмотрения миниатюр и соотнесения их со всей исторической обстановкой тех лет можно предложить следующую их расшифровку и следующий порядок отдельных половинок восьми миниатюр (три из одиннадцати не сдвоены). Стороны обозначены буквами: Л — левая сторона и П — правая сторона.

1201 г. (1200 г. по Бережкову).

1. Лист 243 о. в. Л. Торжественные проводы Всеволодом сына Ярослава в Переяславль на княжение. В тексте рядом описаны проводы другого сына (Святослава) в Новгород, но там его провожали четверо братьев, а здесь и в тексте, и на рисунке — только двое.

2. Лист 243 о. в. П. При слиянии двух рисунков не было надобности повторять фигуру князя, въезжающего в город. У городских ворот Переяславля Ярослава встречает народ, во главе которого стоят трое князей — один благодарственно приподнимает княжескую шапку, другой, положив шапку на землю, склоняется в земном поклоне. В Переяславле князя не было; предшественник Ярослава, племянник Всеволода, Ярослав Мстиславич скончался два года тому назад. Князья, так подобострастно встречавшие одиннадцатилетнего княжича, не могли быть ни младшими Ольговичами, ни Рюриковичами, так как и с теми и с другими Всеволод враждовал. Вероятнее всего, что это трое Володимиречей, небольшие уделы которых находились между Переяславлем и Киевом; они были вассалами Рюрика, но очень скоро «лишились, его» и перешли в коалицию Всеволода и Романа. Это сыновья «царя» и великого князя Владимира Мстиславича: Ярослав (свояк Всеволода и адресат «Слова Даниила Заточника» в прошлом), Мстислав (владелец Треполя, где собирался снем 1205 г.) и Ростислав (собеседник Даниила Заточника в прошлом)[303]. Летописец следил за судьбой трех братьев. Мстиславу даже посвящена отдельная миниатюра (л. 238 о. в. Л.).

Нельзя исключать допущения, что Ярославу Владимировичу, неоднократно княжившему в Новгороде Великом, Всеволод, его свояк, поручил регентство при княжиче-мальчике. В предыдущем году Всеволод по непонятной причине «выведе Ярослава из Новагорода»,